Этот текст был выставлен на ФБ-13 в ББ-квесте, а поскольку я не успевала толком его дописать, в создании "Неба Нибельхайма" поучаствовали Анонимный доброжелатель, Айриэн, AnnetCat и Tara Aviniony. Стихи - Starsword. Но я решила дописать этот текст в том объеме и по тому плану, который у меня был. Так что это "Небо Нибельхайма" - немного не то, которое вы, быть может, уже читали.
Публиковать буду по главам.
---------------------
Название: Небо Нибельхайма
Автор: Альвхильд при участии Анонимный доброжелатель, Айриэн, AnnetCat и Tara Aviniony. Стихи - Starsword.
Персонажи: Але Хайнессен, Нгуэн Ким Хоа, ОМП, ОЖП
Категория: джен
Жанр: драма, НФ
Краткое содержание: Империя отвергла их, низведя до положения государственных рабов. Они обречены жить и умереть под серым небом Нибельхайма. Но они построили себе ковчег изо льда и бежали в неизвестность. Их путь длиной в десять тысяч световых лет длился полвека.
Предисловие
Я задумал эту работу еще в 797 году. Мне казалось, что пора напомнить гражданам нашей республики, с чего начиналась страна, демократия и свобода. Потому что они забыли. История трехсотлетней давности превратилась в миф, миф — в сказку, а сказка ушла в учебники для младших классов средней школы и там и осталась. В том виде, в каком наши сограждане представляют себе эти события, они никогда не могли происходить.
И я задался целью — узнать как можно больше об Исходе. Не легенд, а фактов.
Однако история часто оказывается фантастичней любого мифа, и факты складываются в такую картину, какой не выдумает и самое развитое воображение.
Истина кажется неправдоподобной, особенно когда исторические события складываются в мифологический сюжет. Именно такова история Исхода.
С уважением,
Автор.
Хайнессен, 799 г.
Автор.
Хайнессен, 799 г.
Часть первая. "Выхода нет"
Часть первая. "Выхода нет"
За окном начиналась весна. Снег таял, повсюду текло. Канава возле школы проглянула бетонными бортиками из-под осевшего лежалого снега, по ней тек ручей, и возле нее играли дети. Половина первого — занятия в младшей школе как раз кончились, а до транспорта в поселок еще почти час. Дети пускали кораблики — из обрезков фанеры, кусков пластика, из обтянутых полиэтиленом трубчатых конструкций. Один пацан стоял в стороне и, судя по позе, чуть не плакал. У него была пластиковая палочка с поперечиной для мачты, был листок плотного полиэтилена для паруса — и не из чего было сделать корпус. Вдруг он присел, взял что-то из-под ног и принялся вертеть в руках, сняв варежки. Але прищурился, пытаясь разглядеть, что же у него там. Наконец пацан развернулся, и стало видно, что он выглаживает ладонями продолговатый плоский кусок льда. Получился вытянутый зализанный корпус с острым носом и широкой кормой. Пацан покачал его на пальце, определяя линию центра тяжести, воткнул в это место мачту с парусом и бережно спустил ледяной корабль на воду.
— Ты что тут торчишь?
Але отвернулся от окна и взял у Джейми стаканчик. Жидкость в стаканчике даже пахла почти по-настоящему, Джейми не пожалел своего драгоценного растворимого кофе.
— Пришло решение комиссии, — сказал Джейми.
Але молчал.
— Шлейф с Айсрифта. Эта дрянь опять выскочила в зону торможения. Скифф вышел из астероидов прямо внутри шлейфа и потерял ориентацию.
Если бы у пилота-ссыльнопоселенца был доступ к полному ручному управлению... если бы он летел не этим опасным, но самым экономичным маршрутом... Если бы ледяной планетоид Айсрифт двигался по более предсказуемой траектории... Если бы это был не Нибельхайм.
— Айсрифт то и дело высовывается в зону, давно надо было рассчитать флуктуации его орбиты, — сказал Але.
— А кто этим будет заниматься? Ты?
— Я еще в прошлом году рассчитал.
— И что? Кениг засекретил расчеты?
— Угадал.
— Что? — Джейми машинально сжал полупустой стаканчик и выругался, когда толком не остывший кофе плеснул ему на руку. — Не может быть!
Але пил кофе и смотрел в сторону
— Шестой скифф за два года, — сказал Джейми. — Вольнонаемные отказываются там летать.
Кофе кончился. Але посмотрел в стаканчик с жидкими коричневыми потеками на стенках. В книгах пишут, что по остаткам от настоящего кофе гадают. Гуща образует на стенках чашки узор, в котором можно увидеть будущее. Извилистые струйки раздваивались, потом сливались снова. Никакой гущи, никакого будущего. Тебе двадцать четыре года, ты ссыльнопоселенец во втором поколении, ты будешь жить под конвоем и умрёшь под серым небом Нибельхайма.
Джейми забрал у него из руки стакан.
— Точно ничего нельзя сделать? Ну, хоть маршруты поменять? Поговори с Хеллером, а? Ты же у него любимчик.
Але кивнул с отсутствующим видом.
Он еще постоял, глядя на детей в кое-как подогнанных утеплённых комбезах, на кораблики в ручье... Когда-то и он на этом самом месте пускал кораблик, склёпанный из пластикового листа. Додумался бы до ледяного корпуса? Вряд ли. Даже и сейчас не додумался. А того пацана надо взять на заметку. Посмотреть, как он решает изобретательские задачи, — и выдернуть в спецкласс.
***
Верфи Нибельхайма... Здесь, на орбите богатой рудами планеты, отливают оболочки для реакторов больших кораблей — транслайнеров, крейсеров, транспортников. Здесь собирают километровые и двухкилометровые корпуса, монтируют лучевые пушки и эмиттеры силовой защиты. Потом корабль уходит в средний пояс системы, на испытательный полигон. Потом — к заказчику. Здесь огромные полуавтоматические заводы на планете и на орбите, здесь уникальный транспортный космодром с огромной пропускной способностью. Всё это — государственная корпорация "Нибельхайм", 54% акций принадлежат лично кайзеру. 92% рабочих и 76% персонала — заключенные, ссыльнопоселенцы и расконвоированные.
Але Хайнессен был одним из них. За что его родителей сослали на Альтаир-7, когда они умерли — неизвестно. Уцелевшие архивы корпорации "Нибельхайм" засекречены, и доступа к ним нет даже у имперских историков. И конечно, я не могу удержаться и не начать повествование с судьбоносного момента, который упоминается во всех биографиях Хайнессена — с мальчика, который сделал ледяной кораблик. Мальчика звали Йон Фазекаш, и он был таким же сыном ссыльнопоселенцев, как и Хайнессен, и учился в той же школе для детей ссыльных и заключенных, которую окончил Хайнессен. А тогда сотруднику главного конструкторского бюро Але было двадцать четыре года, школьнику Йону — десять или одиннадцать.
Неизвестно, как пошли бы события, если бы Хайнессен не увидел, как Йон делает кораблик из того, что валяется под ногами и что никто не воспринимает как материал для строительства. Возможно, Хайнессен решил бы свою главную изобретательскую задачу точно так же — а может, иначе. Он был способным конструктором и очень хорошим инженером.
***
Совещание начиналось торжественно. Господин директор произнес официальную речь, составленную из типовых трескучих фраз, из которой было понятно только, что господин директор всей душой предан Рейху и кайзеру, а забота кайзера о подданных всех сортов и развитии кораблестроения не знает себе равных.
— Госзаказ, что ли, отхватил? — прошептал Джейми.
Але пожал плечами. Ему было неинтересно. Сегодня он был в центральной больнице, навещал Лауру Эшвуд. Диагноз оказался из тех, которые для подконвойных означают медленную мучительную смерть: рак. Пока операбельный — будь Эшвуд обычной подданной с медицинской страховкой, обошлось бы операцией и отдельно оплаченным курсом лечения. Без этого курса операция поможет ненадолго. Но никто не будет тратить дорогие лекарства на каторжницу только для того, чтобы она продолжила выплевывать собственные легкие в цеху. Выпишут из больницы на общих основаниях, обратно в цех, пока может работать, потом урежут содержание и переведут куда полегче, а там останется только вовремя зазеваться рядом с чем-нибудь опасным — или купить шприц с овердозой морфина.
От размышлений его отвлек Джейми.
— Госзаказ таки, — шепнул он.
— Военный?
— Нет. Ну, то есть да, но демонтаж.
Але вздохнул и стал слушать.
"Нибельхайм" получил, оказывается, огромный государственный заказ — демонтаж и утилизация двух суперлайнеров. Гигантские корабли, способные автономно пересечь обитаемую Галактику и перевезти всё необходимое для основания полноразмерной автономной колонии, отслужили свой век. Всему есть предел, устает металл корабельных каркасов и композитных броневых плит обшивки, теряет прочность пластик внутренних конструкций. Изнашивается система жизнеобеспечения, размножаются в ее коллекторах паразиты, в грузовых трюмах заводится неистребимая плесень. "Цеппелин" и "Фридрих Великий" отслужили свое, теперь предстояло разобрать их на части и переработать.
Наконец собрание закончилось. Сотрудники выходили из зала, болтая между собой вполголоса. Але тоже поднялся и только ждал, когда пройдут все вольные, чтобы с ними не толкаться лишний раз.
— Хайнессен, — позвал главный конструктор. — А ты пройди со мной.
Але вздохнул и пристроился на шаг позади. Райгерт Хеллер был, в сущности, неплохой человек, искренне увлеченный своим делом. Но кроме дела он старался не вмешиваться ни во что. Але считался его любимцем и протеже — Хеллер забрал его в свое конструкторское бюро сразу после школы. Оформил ему заочное инженерное образование — курс университета за три года. Ценил. Выслушивал идеи. Давал интересные задания. Не давил. И даже прикрывал от режимного начальства.
В кабинете у Хеллера всегда был беспорядок. На столе стопки бумаг, справочников, дисков. К кульману поверх очередного эскиза прилеплены цветные листочки с неразборчивыми заметками, на чайном столике вчерашние чашки, упаковка от "быстрого" обеда и какие-то бумажки. Хеллер на ходу указал Але на стул для посетителей, а сам полез в сейф.
— Я хочу, чтобы ты занялся этим... новым... проектом... — Главный конструктор захлопнул дверцу сейфа и выложил перед Але тонкую папку, в каких обычно раздавали техзадания. — Демонтаж. Обе эти штуки не влезут в док, слишком большие. Посмотришь, распишешь технологическую цепочку. Утилизировать, использовать вторично все, что только можно. По металлу будешь консультироваться у Шерера, по прочей химии — у Эшвуд.
— Эшвуд в больнице, — сказал Але.
— А что с ней?
— Рак.
Хеллер бесцельно переложил с одного места на другое карандаш, ластик, пачку голубых стикеров.
— Некстати, — сказал он бесцветным голосом. — И какой прогноз?
— Два года максимум. Инвалидность, конечно, — ответил Але, делая вид, что он не понимает подоплеки вопроса.
Хеллер не мог не понимать, что это означает. Циркуляр о переводе нетрудоспособных заключенных на минимальное жизнеобеспечение управление исполнения наказаний рассылало каждый год.
— Ладно, я постараюсь придумать что-нибудь.
Это была пустая отговорка. И оба это знали. Что тут придумаешь?
Хлелер еще раз перетасовал всякую настольную мелочь и сказал:
— У тебя командировка. Полетишь посмотришь эти штуки, руками пощупаешь. Спецификации возьмешь. С тобой полетит Ауэр, сверите с ним спецификации с реальностью. Понятно?
— Да, герр Хеллер.
— Иди.
"Нет выхода", — эти слова на левой половине дверей ассоциировались у Але с "Оставь надежду, всяк сюда входящий". Можно было выйти из здания дирекции, можно было даже дойти до границы поселка, предъявить аусвайс и прогуляться или проехаться на скутере до леса или вокруг заводских корпусов дальше, к шахтам и цепи холмов в предгорьях неприступных, покрытых вечным ледником гор. Можно было даже получить предписание и поехать на космодром, вознестись в шаттле на орбиту планеты, посетить пояс астероидов и горе-планетоид Айсрифт с его непостоянной орбитой, но везде у двери стоял чекер и требовал вставить в него аусвайс.
Иногда люди доматывали свой срок, получали в аусвайс красный штамп и улетали за пределы Альтаира-7. Там была могущественная галактическая империя, населенные планеты, многомиллионные промышленные центры, где можно было... Да нет, нельзя. Нельзя в Рейхе выйти за пределы, поставленные человеку свыше. Везде одно и то же, тюрьма народов, безысходность. Империи больше не нужны новые планеты, империя замкнулась в своих границах.
Каждый раз, когда Але до смерти надоедали серые пространства Нибельхайма и он начинал думать о побеге, воображая себе солнце в голубом или зеленоватом небе, высокую траву и деревья в цвету — как в кино, привычка доводить рассуждение до конца рисовала ему угрюмую картину замкнутой полости. В конце зияло слово "безысходность". Безвыходность. Единственный побег, который оставался, — в область абстракций, чертежей, проектов космических кораблей. Там можно было быть свободным.
А пока — командировка на орбиту, а значит — две недели другой жизни.
Корабль поражал своими размерами. Пересечь его — все пять с половиной километров — пешком было невозможно. Для передвижения тут были межпалубные скоростные лифты и движущиеся дорожки. Удивляла непривычная ориентация палуб — не вдоль корпуса, а поперек, словно их, как блинчики детской пирамидки, нанизали на центральный ствол. Впрочем, в ином случае были бы проблемы с прочностью корпуса и центровкой.
Система жизнеобеспечения работала нормально — воздух был свежий, даже пахло чем-то хвойным, а не обычным для старых кораблей затхлым тошнотным букетом озона, плесени и застарелого пота.
— Не понимаю, — сказал Але. — Это же не старый корабль!
— Все верно, — отозвался его спутник, человек пожилой, но сохранивший еще что-то вроде выправки. — "Фридрих Великий" был построен всего тридцать лет назад, вряд ли на его счету больше четырех рейсов. Да-да, друг мой, это "Цепеллин" стар и изношен, хотя они с "Фридрихом" близнецы. Построены по одному проекту. Принц Дитрих откопал его в архивах и возобновил. Это был первый его проект: тогда осваивали Сурт, разом завезли и технику, и купола для наземной колонии, и людей, и модули для орбитальной станции.
Бегущая дорожка кончалась на площадке перед бронированной дверью. Дверь не была закрыта, она вела в отсек контроля жизнеобеспечения, и там скучал на дежурстве техник в темно-синей униформе гражданского имперского флота. Он лишь покосился на двух человек в безликих серых комбезах с номерами на груди слева, и снова вернулся к своему пульту. Двое прошли через еще один тамбур и остановились перед массивной запертой дверью. Туда им не было хода — там была капитанская рубка. Герхард фон Ауэр оглянулся — не видит ли кто — и торопливо набрал на панели код из десяти знаков. Щелкнул замок. Ауэр потянул дверь на себя. Она открылась.
— Прошу, — сказал он, хитро улыбаясь.
Але шагнул через высокий комингс и замер.
Передняя полусфера рубки была сплошным экраном. И он работал. Приглушенное фильтрами, яростно пылало солнце. Сияли туманные облака ближних звездных скоплений.
Але смотрел как зачарованный, пока его не вывел из этого состояния голос Ауэра:
— Ну, пульты, конечно, опечатаны, ключа я тоже не вижу. Пойдемте, пока нас не хватились.
Они вышли, дверь в рубку закрылась.
В лифте Але спросил:
— Откуда вы знаете код?
Ауэр снова хитро улыбнулся.
— Откуда я знаю код? Друг мой, я летал на этом корабле. Я картографировал Сурт. Первая моя экспедиция после университета, да. Там-то меня и приметил его высочество.
— Принц Дитрих? — тупо переспросил Але, боясь поверить.
— Ну, разумеется! Я участвовал во всех его экспедициях. Во всех, — подчеркнул Ауэр.
Лифт остановился на машинной палубе.
Здесь никого не было. Зачем? Оба двигательных реактора опечатаны, а малый автоматизирован и управляется с пультов управления системой жизнеобеспечения. Але не понимал, зачем Ауэр привел его сюда. На что смотреть тут, в машинном отделении? На коридор и двери?
Они завернули за угол, и перед ними снова распахнулась бездна с пылающим солнцем, пятнами звездных скоплений и серпиком малой луны.
— Обзорный экран, — с гордостью сказал Ауэр. — На "Цепеллине" его нет.
— Вы начали говорить об экспедициях, — напомнил Але.
— Да. Так вот, юноша, последние две экспедиции его высочества были в рукав Стрельца. Конечно, не на этом гиганте. Вы даже не представляете, что мы нашли, — Ауэр понизил голос почти до шепота. — Планеты. Корабль поколений — мертвый. Пустой, как скорлупа ореха. Уцелевшие колонии — с тех самых пор, почти тысячу лет назад! Мы поймали их радиопередачи.
— Почему этого никто не знает?
— Засекретили. Зачем народу знать, что где-то есть люди, не подвластные Рейху? Наша ойкумена ограничена границами Рейха, зачем нам больше? — он рубанул рукой воздух. — И вот я здесь, а мой принц...
Але помолчал, глядя в экран, потом спросил:
— У вас есть доступ к управлению этим кораблем?
— Есть, — подтвердил Герхард. Он явно к чему-то подводил Але, как это бывало на уроках планетографии.
— И вы знаете, куда можно проложить курс, чтобы уйти из империи?
Старик кивнул. "Да какой он старик? — подумал Але. — Ему же нет и пятидесяти. Но он сидит уже больше десяти лет..."
Але показалось, что солнце выпустило протуберанец, да такой, что отказали фильтры. Нет, это было похоже на ослепительный свет в конце темного тоннеля, и табличка на двери "Выхода нет" сменилась на "Быть может".
***
Принц Дитрих фон Гольденбаум, Дитрих Открыватель. Одновременно фигура умолчания и один из героического пантеона Рейха. Возможно, вы даже читали "Приключения принца Дитриха" замечательного детского писателя Карла Ледерманна. Однако Ледерманн адаптировал историю к детскому восприятию и официальной версии — что, впрочем, не умаляет достоинств этой классики детской приключенческой литературы.
Чтобы понять, какое отношение принц Дитрих имеет к Але Хайнессену, придется немного углубиться в историю Рейха.
Мы не знаем точной даты рождения Але Хайнессена. Предположительно это от 135 до 139 года по Рейхскалендарю, соответственно 445-449 годы по галактическому летосчислению. В 144 году умер кайзер Юлиус I, которого правящая верхушка посадила на трон в отсутствие прямых наследников предыдущего кайзера. Юлиус был уже в годах, и все надеялись, что он скоро освободит престол для энергичного и толкового кронпринца Франца-Отто. Политическая ситуация в Рейхе к тому времени была уже достаточно стабильной, новое общество в целом сформировано, "некондиционное" население вытеснено на Фронтир и в социальные низы отдаленных планет, вертикаль власти укреплена, армия реформирована под функции охраны политического единства империи и подавление сепаратизма — ведь внешнего врага давно не было.
Кайзер Юлиус не занимался делами правления, традиционно проводя время в своем гареме. Подлинным правителем Рейха был его сын, кронпринц Франц-Отто, так и не севший на трон. Он твердой рукой проводил умеренную и разумную политику, которая устраивала всех. Именно по инициативе Франца-Отто была создана система обязательного начального образования, которая существует с небольшими изменениями и по сей день. Государство щедро финансировало фундаментальную и прикладную науку — и это был, пожалуй, последний период расцвета фундаментальной науки в Рейхе.
И вот на этом фоне действует один из кузенов Франца-Отто, Дитрих фон Голденбаум. Он родился в 101 году РК, и к концу правления Юлиуса ему было 44 года. Он с отличием окончил столичный университет по специальности "планетография и астрономия", затем служил в министерстве транспорта, где создал базы данных по всем известным коридорам и зонам уверенной навигации. Впоследствии он возглавил Кайзеровский Исследовательский Центр, целью которого было исследование и освоение планет. Одним из знаменитых и широкомасштабных проектов Центра было картографирование и колонизация Сурта, перспективной для освоения планеты земного типа, богатой редкими металлами, но вулканически активной. Горнодобывающие комплексы Сурта и орбитальная станция существуют до сих пор.
Но главным увлечением Дитриха были экспедиции за пределы известной ойкумены. Он собирал сохранившиеся сведения о колонизации первой волны, об ушедших в неизвестность "кораблях поколений" и мечтал найти потомков первопроходцев. Как стало известно позже, Дитрих был первым, кто прошел по Изерлонскому коридору из одного рукава нашей Галактики в другой. Занятый любимым делом, собравший вокруг себя ученых, конструкторов, блестящих специалистов по организации производства, Дитрих, казалось, мог уверенно смотреть в будущее. Но после смерти сначала Франца-Отто, который так и не дождался короны, а затем смерти Юлиуса и последовавшего за ней небольшого дворцового переворота в пользу пасынка и двоюродного племянника кронпринца (вторым браком Франц-Отто женился на своей кузине и усыновил ее сына от первого брака) политика радикально переменилась.
На трон взошел Сигизмунд I, шестнадцатилетнее правление которого было отмечено массовыми репрессиями, бессудными расправами, конфискациями и террором.
Сигизмунд резко сократил финансирование науки, образования и культуры. Были заморожены все долгосрочные проекты, в которых государство имело хотя бы небольшую долю. Чтобы покрыть расходы двора, Сигизмунд ввел откупы — эту средневековую практику, когда правитель берет взаймы у крупного феодала или финансового магната, а в компенсацию долга предоставляет им право собирать налоги с какой-то территории. Вдобавок была введена система замены уголовных приговоров крупными штрафами. И, наконец, в тех случаях, когда деньги были нужны кайзеру Сигизмунду немедленно, он прибегал к конфискациям. Обладатели крупных капиталов лишались не только состояния, но и жизни, а заодно казнили и членов их семей.
Можете себе представить, что сделалось с мотивацией и моральным уровнем чиновничества и полиции? А уровень коррупции?
Момент смены кайзера принц Дитрих пропустил — был в экспедиции. Последняя экспедиция Дитриха долго была засекречена, почти все данные о ней, в том числе и научные результаты, были уничтожены. Но, как выяснилось, уцелела минимум одна копия — та, которой суждено было изменить лицо Галактики.
Вернувшись, Дитрих застал в буквальном смысле слова пепелище. Его исследовательский центр был закрыт, сотрудники уволены, многие арестованы по феерическим обвинениям. Он протестовал, пытался добиться амнистии, финансировать проекты из своих средств... В 149 году его яхта, построенный по индивидуальному проекту раумскифф, взорвалась при выходе из навигационного коридора близ Рутении, где находились владения его тестя, графа фон Люнебурга. В катастрофе погиб сам принц Дитрих, его жена, младший сын и обе дочери.
Вскоре после этого начались аресты среди его сотрудников, как простолюдинов, так и дворян. Одних расстреляли, других посадили, третьих сослали с поражением в правах. Ходили слухи, что они готовили побег за пределы Рейха силами экспедиционного флота.
Под эту волну попал и Герхард фон Ауэр, возглавлявший в экспедициях Дитриха планетографическую разведку. По абсурдному обвинению в продаже преступным элементам с Фронтира, то есть пиратам, навигационных карт он получил десять лет каторги и пожизненную ссылку. Учитывая то, что его коллегу, возглавлявшего биологическую службу экспедиции, расстреляли по обвинению в изготовлении бактериологического оружия из чуждого биоматериала, фон Ауэр еще легко отделался. Ему повезло попасть на Нибельхайм, где рачительный заместитель директора по кадрам приставил его к планетографии и обучению специалистов, что после года на горнообрабатывающем конвейере оказалось спасением. Там Ауэр отсидел свои десять лет и остался далее уже на положении ссыльнопоселенца. Але Хайнессен был в числе специалистов, проходивших у него обучение.
Почему Герхард фон Ауэр, человек осторожный и многое переживший, который много лет хранил тайны своего руководителя и сюзерена, тайны, за которые многие поплатились жизнью не только своей, но и своих близких, открылся Хайнессену, — неизвестно.
Возможно, он увидел в этом юноше родственную душу, только не смирившуюся с положением. Возможно, он не хотел, чтобы хороший корабль пустили в утиль. И вложил в руки своего ученика ключ к двери наружу.
Продолжение следует