Смутно было у Бекежана на душе. Соперника-то он убил, а как теперь подступиться к драгоценной добыче? Пока верит Жибек, что Тулеген жив, будет его ждать. А как сказать, что он убит, да чтобы никто не обвинил в его смерти Бекежана? Решил Бекежан подождать. Может, Жибек решит, что бросил ее Тулеген, и разлюбит его. Тогда все сладится само собой.
Одно еще дело оставалось, но Бекежан все тянул с ним и дотянул до осени. Тогда уж решился и поехал в урочище Каранур. Закопченная старая юрта стояла там же, где и в прошлый раз. Вокруг было тихо и пусто, только завывал горный ветер. Бекежан спешился и отдернул дверную створку.
Старуха сидела у очага, кутаясь в лисий полушубок.
— Принес? — спросила она.
— Принес, да не его, — сказал Бекежан. — Едва я достал нож, как налетели птицы, стали клевать меня и бить крыльями. Пришлось мне уйти, а потом вернулся я на то место и ничего не нашел.
— Что за птицы? — спросила старуха.
— Гуси вроде. Большие очень, белые. У нас тут таких не водится.
— Гуси...— прошипела старуха. — Не гуси то были. Прокляты, прокляты будьте вовек, чтобы крылья ваши почернели и сгнили! Проклятие тебе, Гулаим, и тебе, Айман, однажды я вырву тебе сердце!
Бекежан слушал ее бормотание и едва отгонял от себя обморочный ужас.
Наконец старуха встала. Ничего ужасного не было в ее облике — так, почтенная апа не из бедной семьи, чапан бархатный, золотом шитый, кимешек только черный, как у вдовы, да ожерелья золотые грудь закрывают. Только Бекежан замер, как суслик.
Старуха забрала из его руки сверток сердцем — было то сердце из груди жигита, убитого стрелой Тулегена.
— Догааадливый, — протянула старуха, разглядывая сердце. — Не принес бы мне хоть такого — взяла бы твое.
Старуха повозилась у очага и выпрямилась снова. Потянула с сухой костлявой руки кольцо.
— Женись, женись на Жибек. Возьми вот кольцо — как наденешь ей, так она тебе покорится. А как родит она дочь — принесешь ребенка мне. Это будет твоя плата.
Бекежан поклонился и вышел. Сел на коня да прочь поехал. Посмотрел на старухино кольцо — красивое, золотое, с красным камнем. Такое невесте подарить не зазорно. Повеселел Бекежан. Уж скоро Жибек будет его женой, а что дочь отдать придется — да и ладно. Хорошо, не сына-первенца потребовала черная старуха. От девчонок что проку? Не жалко и отдать.
С того дня, как зацвела степь, Жибек не находила покоя. Каждый день смотрела на юг, ничто не шло на ум, все валилось из рук. "Что-то случилось," — думала она и вспоминала сон, что привиделся ей при расставании.
Как-то услышала, как старший брат Темирбай Болатбеку сказал:
— А если этот Тулеген обманул нашу Жибек, я сам его убью!
— Не может того быть, — ответил ему Болатбек. — Видать, беда его задержала.
И точно — к лету пришли вести, что калмыки напали на кочевья близ Каратениза, что заставы их стоят между южным путем и Жаиком. Сарлыбай созвал батыров, разослал гонцов по степи, то же и в других родах шекты сделали. Но калмыки на берега Жаика не пришли, видать, в кочевьях жетыру дали им хороший отпор, и в этот год род шекты спокойно откочевал осенью на зимовья.
Говорили, что Бекежан ездил к своей родне, аргынцам, а по дороге сразился с калмыками, оттого и дружина его поредела. Бекежан же молчал, и жигиты его тоже ничего не рассказывали.
На следующий год мало кто ездил по степи — боялись набегов калмыков, а хан их Корен похвалялся, что скоро вся степь от Жаика до Каратениза будет под его рукой.
На третий год устроил Сарлыбай большой той со скачками, как то в обычае перед сбором войска. Бекежан со своими жигитами был тут как тут. Ехал он на сером иноходце невиданной красоты. Как раз подоспел к айтысу.
Кыз-Жибек уже шесть раз побеждала в том состязании. Бекежан подошел к ее юрте и вызвал ее. Говорят, что ее девушки видели, на каком коне приехал Бекежан, и сразу ей о том рассказали.
Многие были там, многие слышали, многие запомнили и передавали из уст в уста стихи, которыми они обменялись.
Бекежан:
— Спеть так спеть!
Здорова будь, живи, Жибек!
Плачь не плачь, — верблюдицей взреви, Жибек!
Потеряла верблюжонка-жениха,-
Он твоей не заслужил любви, Жибек!
Жибек:
— Куст калины между двух аулов цвел.
Темной ночью подверни тут свой подол.
Говорил он — брат-подросток ждет его,
Видно, дома много важных дел нашел.
Бекежан:
— Вижу, сердцем огорчилась Кыз-Жибек.
Знай, что ты его лишилась, Кыз-Жибек!
И следа на третий год не показал,-
С проходимцем обручилась Кыз-Жибек.
Жибек:
— Что возьму я у народа, то отдам.
Одному свою свободу я отдам.
Шесть десятков у аргынцев знатных мирз, -
Их следы нельзя равнять его следам!
Бекежан:
— Я скажу — не будешь спать ночей, Жибек,
Всю проплачешь красоту очей, Жибек.
Тот, кем хвалишься, тот стал добычей птиц:
Иноходец подо мною чей, Жибек?!
Жибек:
— Ни ума, ни состраданья нет в тебе.
Никакого оправданья нет тебе.
Пес, разбойник ты, будь проклят твой отец!
Иноходца взял в открытой ли борьбе?
Бекежан:
— В Кособа подкараулил я его,
Уложил стрелой одною я его.
Ну, убил... Кого жалеть мне? Я — батыр!
Конь остался — отпущу ли я его?! (*)
Тут все поняли, откуда у Бекежана серый иноходец. И стали говорить друг другу, покачивая головами: "Бесчестно аргынец поступил! Да разве может хан прогнать его? Кто тогда сразится с Корен-ханом?" Сам Сарлыбай-хан сидел, лицом потемнев, и молчал. Сыновья его молчали тоже. И тут встала Жибек, подобная булатному клинку, и так сказала:
— Сам ты проклят будь, подлец,
Проклят будь и твой отец,
Проклят будь поганый прах
Предков твоего отца!
Хоть бы мне скорей забыть
Мерзость твоего лица!
Чтоб такого подлеца
Имя слышать не пришлось!
Тулегена-храбреца
Ты не звал в открытый бой-
Побоялся удальца;
Не отвагою бойца -
Подлостью ты победил;
Я всевышнего творца
Кары на тебя молю;
Пусть без меры, без конца
Мучиться тебе в аду;
Пусть он за бедой беду
Насылает на тебя!
Одинокий, как чумной,
Ты, разбойник, околей,
Богом проклятый и мной!..
...Где вы, братья мои, где
Ты, мой хан-отец родной?
Ваша Кыз-Жибек в беде -
Ей не справиться одной!
Подлого убийцу-пса
Да не минет ваша месть!.. (*)
Встал тут Сарлыбай и сказала:
— Верно говорит моя дочь — бесчестно убил ты моего зятя, Бекежан! Вижу, сильно поредела твоя дружина — не стрелы ли Тулегена настигли твоих людей? Ты опозорил меня и весь мой род, ты посмел свататься к Жибек, подло убив ее мужа! Только твоя кровь смоет позор!
Поняв, что дело обернулось не в его пользу. Бекежан развернулся и кинулся к своему коню. Сыновья Сарлыбая, все шестеро, бросились за ним в погоню.
И едва сел на коня Бекежан, как Болатбек закричал:
— Кёкжорга! Стой!
Иноходец узнал его голос и встал. Напрасно Бекежан хлестал его камчой и бил по бокам — не подчинился ему Кёкжорга. Тут Темирбай накинул на него аркан и стащил с седла. Настал Бекежану конец, братья Жибек отрезали ему голову.
Но если б кровь убийцы могла воскресить убитого! Нет на то воли Всевышнего, и Жибек, сраженная горем, надела на голову черный жаулык, села в своей юрте и погрузилась в тоску.
В тот год, когда уехал и не вернулся Тулеген, на кочевья близ Каратениза напали калмыки. Стали роды жетыру собирать войско. Собрались и жигиты из жагалбайлы — в крепких кольчугах, с булатными мечами, тугими луками, на наилучших конях. Стали рядить, кто поведет их.
Базарбай для войны был уж слишком стар, сын его Сансызбай — слишком молод, едва четырнадцатую весну увидел. Тут вышел Шеге-батыр и сказал:
— Хоть и юн Сансызбай, но силен и отважен! Я сам растил его, учил рубить врага на скаку и стрелять из лука, вести дружину и строить войско для битвы.
И люди тогда заговорили:
— В самом деле, разве не Сансызбай первый среди молодых юношей? Разве не рожден он от благословения чильтанов, как и его старший брат? Пусть ведет он нас в бой!
Так развернул Сансызбай знамя своего отца и поехал на войну. Тысяча жигитов была с ним, и сам Шеге-батыр ехал с ним рядом.
Вернулся он с победой — отбились семь родов жетыру от Корен-хана, отстояли свой скот и имущество. Но калмыки не угомонились, на следующий год пришли снова.
Три года воевал Сансызбай с калмыками, батыром называли его в народе. Тысячи жигитов следовали за его соколиным знаменем. Вдов и сирот жалел Сансызбай, отдавал им свою часть добычи. Наконец калмыки поняли, что не одолеть им казахов-жетыру и отступили.
В тот год Сансызбаю сравнялось восемнадцать лет. Был он высок и статен, собой хорош и очень похож на Тулегена. В начале весны пришел он к отцу и матери и сказал:
— Пора навестить родню нашу у берегов Ак-Жаика, проведать, как там мой брат Тулеген и почему не возвращается.
Базарбай низко голову склонил и сказал:
— Езжай, сынок, отвези ему и невестке моей Кыз-Жибек мое благословение, пусть везет ее сюда. Если же худшее случилось и погиб Тулеген, женись на ней.
Сансызбай сказал:
— Когда уезжал Тулеген, он мне то же самое сказал. Все исполню!
Не стал Сансызбай брать с собой жигитов, позвал лишь Шеге-батыра — тот ведь был еще и знаменитым акыном. А сам Сансызбай еле стихи слагал, не было у него дара, какой достался Тулегену.
Айтуган только-только пригнал на ближнее пастбище свою отару, как увидел двух всадников, спускающихся с плеча пологой сопки. Не то чтобы он удивился чужакам — в ханском ауле и вокруг него полно было и калмыков, что приехали с Корен-ханом, и казахов разных родов, не только шектинцев. Но эти, видать, были из совсем дальних краев — поздоровавшись, спросили, отчего это в ставке Сарлыбай-хана столько народу. Айтуган посмотрел на пришельцев — издали-то они ему небогатыми показались, а вблизи видно было, что не только кони у них хороши, особенно иноходец у младшего под седлом — вай, какой красавец! — но и одеты они хорошо, и оружие в серебре, и на конской сбруе золотые бляшки.
— Да вот хан наш дочь замуж выдает, — сказал он. — На свадьбу много гостей съехалось. Все хотят увидеть нашу Кыз-Жибек.
— А кто жених? — спросил старший.
— Корен-хан, — ответил Айтуган и увидел, как рука младшего сжала рукоять меча.
— А что ж, своей ли волей избрала его невеста? — говорил опять старпший, младший молчал.
— А это как сказать, — молвил Айтуган. — Корен-хан пригрозил, что разорит все кочевья вдоль Ак-Жаика, вот Сарлыбай и согласился. С тех пор, как Бекежан убил того южанина, которого Кыз-Жибек избрала себе в мужья, не было шектинцам удачи.
— А как звали того убитого? — спросил молодой.
— Да Тулеген из жагалбайлы. Может, слыхали — они между Актенизом и Каратенизом кочуют, эти жагалбайлы.
— А что сама Кыз-Жибек?
— А что ж ей делать? Сказала только: «Раз так, то пусть отец устроит сорокадневный пир и тридцатидневные игры». Вот как раз сегодня закончился пир и начинаются игры-состязания...
Пришельцы поблагодарили его и поехали дальше, а Айтуган подумал, что на людях-то Кыз-Жибек спокойна и учтива с незванным женихом, а женщины болтают меж собой, что как бы она чего не сотворила, подобно Баян-сулу, с ее-то нравом! А еще говорили, что уж Корен-хан еще пожалеет о своем сватовстве.
Шеге и Сансызбай (а это были они) не поехали в аул. Они остановились за холмом, и Шеге сказаал:
— Надо возвращаться. Тулеген мертв, а Жибек выдают замуж, и с этим человеком нам не тягаться.
Но Сансызбай ответил:
— Нет, Шеге, я не отдам Корен-хану ту, которую он сосватал. Сначала надо перемолвиться с ней хоть словом, узнать, чего она хочет. Если скажет, что уедет со мной — увезу ее, скажет, что пойдет за Корен-хана — что ж, тогда уедем. Но не верю я, что она доброй волей идет замуж за него.
— В том-то и дело! — воскликнул Шеге. — Увезешь ты ее — а КОрен-хан со всем войском придет за ней — и что ты будешь делать?
Глаза Сансызбая опасно блеснули.
— Мы сражались с калмыками и победили. Но сила Корен-хана не в нем самом, а в калмыках, которых он держит железной рукой. Пошатнись он — и тут же знатные люди затеют свару, а наследника, подобного ему самому, у Корен-хана нет. Останься здесь, в укромном месте. И жди меня. Я схожу в аул, послушаю, что люди говорят, да разузнаю, как встретиться с Жибек.
Когда знатный и богатый человек устраивает большой той и состязания, в ауле у него людей не сосчитать. Никто не удивится еще незнакомцу — мало ли, из соседнего рода кто, или дальний родственник, всех в лицо не запомнить. Вот Сансызбай и прошел беспрепятственно через весь аул. Там отдал салам седобродому аксакалу, там посмеялся шутке лихого жигита — вроде свой. Никто и не заметил, как он свернул между юртами в тень.
Тут стояли юрты ханской семьи — Сансызбай не ошибся, разглядывая аул с холма. Он пробирался от юрты к юрте, пока не услышал звук домбры. Сердце его сжалось — кто-то играл кюй-жоктау, плач по батыру. Пел и плакал кобыз, и тут женский голос вступил:
— Вода в Ак— Жайыке мутна.
Лицом я бледней полотна.
Совсем я ослепла от слез,
Так скорбью вся угнетена.
Зачем ты меня разлучил
С моим Тулегеном, аллах!
А если лишь снился мне он,
Зачем, всемогущий, явил
Ты мне столь несбыточный сон?
Уж лучше бы даже во сне
Ты не обещал его мне!
О боже, меня ты обрек
Попасться на вражий крючок?
Ведь я же созданье твое,
За что наказанье твое?
Иль так пред тобой я грешна,
Что кровному недругу я -
Корену достаться должна?
О смерть, ты мне меньше страшна! (*)
Понял Сансызбай, что это поет Кыз-Жибек. Первым делом хотел он войти в ее юрту, объявить о себе — и увезти ее. Но тут же разум охладил пламя в его сердце — разве одна сидит Кыз-Жибек в своей юрте? С ней женщины ее семьи, мать и невестки, даже если они сочувствуют Жибек, разве выпустят ее просто так? Да и неприлично жениху самому заговаривать с невестой.
Так что Сансызбай вернулся туда, где сотавил Шеге-батыра и все ему пересказал.
— Хорошо, — ответил Шеге. — Я пойду и поговорю с Жибек. Будь наготове.
На следующий день Шеге присоединился к участникам айтыса, и когда дошла очередь до него, подсел к Кыз-Жибек. Никто не осмеливался вызвать ее, видя, что она горюет. Но Шеге взял домбру и заиграл кюй о белых птицах. Не успел дойти до середины, как подхватила его Жибек.
— Кто ты, о батыр, из каких ты мест?
Что ты ищешь в доме моем?
— О прекраснейшая из всех невест,
Я ищу вестей о брате своем.
— Кто твой брат, певец, мне ответь?
Из каких земель, чья родня?
— Белым птицам подал он весть,
И они меня привели
В северные земли твои
К берегам реки Ак-Жаик.
Я — Шеге, акыном люди зовут,
Сокол-дербник на тамге у меня.
Шелк ищу я, что мой брат обронил,
Ночь темна — дождусь света дня!
Жибек спросила его, один ли он приехал на праздник.
— Нет, — ответил Шеге, — со мной мой младший, Сансызбай.
Долго сидела молча Жибек, помто сказала:
— Скажи мне, Шеге-акын, храбр ли твой младший?
— Храбрее его нет в нашем роду, — ответил Шеге. — Да вот взгляни сама на него! Вон он, с конями стоит.
Посмотрела на него Жибек. Был Сансызбай выше ростом и шире в плечах, чем Тулеген, но лицом так похож, что на миг Жибек показалось — это ее нареченный пришел за ней.
— Послушай, — сказала она. — Есть у Корен-хана два коня, два тулпара, Сандалкок и Казмойын. Завтра ждите меня у перевала Кара-Агач, я возьму у него одного из них, и мы убежим.
Выбравшись из аула, Сансызбай и Шеге устроились на ночевку.
— Что она задумала, а? — спросил Шеге. — Ты понял?
— Конечно! Кыз-Жибек, должно быть, давно приглядывает за Корен-ханом, выясняет, что он за человек. Видать, придумала, как избавиться от него. Корн-хан опытен и силен, мудр в совете. Но нрав у него горячий, если узнает он, что ускакала Жибек, бросится в погоню. Даже если и возьмет с собой жигитов, то их кони отстанут.
Шеге хлопнул себя ладонями по коленям:
— Если она так умна и отважна, то неудивительно, что выбор Тулегена пал на нее!
Когда гости разошлись, к Кыз-Жибек подсела ее невестка Толкын и говорит:
— Я, пожалуй, отошлю завтра пару заводных коней на Кара-Агач, где старый колодец. Тебе пригодится.
— От всей души буду тебе благодарна, — сказала Жибек.
— Пусть будет удача чильтанов с тобой, моя дорогая! Скажи только, куда и с кем ты решила бежать?
— Видела того жигита, что держал коней для Шеге-акына?
Толкын вспомнила и руками всплеснула:
— А я-то думала, на кого тот жигит похож! Если он пошел в своего старшего брата не только лицом, но и нравом — не стану беспокоиться за тебя.
У Жибек была подружка, девушка по имени Енлик, она хорошо играла на домбре и пела. Во время айтыса Жибек и Шеге она сидела рядом с Жибек и слышала, какими словами они обменялись.
Наутро Жибек посылает ее к Корен-хану и говорит:
— Пойди к калмыку, попроси у него Сандалкока, скажи, что я хочу проехаться на нем по степи, пока еще цветет она.
Енлик пошла к калмыцким юртам, видит — сидит хан Корен, вокруг него знатнейшие батыры калмыцкие, а позади него сидит старая-престарая женщина в черном чапане, на шее золотые ожерелья. Поклонилась им Енлик и сказала:
— Госпожа моя Кыз-Жибек шлет тебе, хан Корен, привет. И просит дать ей твоего коня Сандалкока, что быстрее ветра. Хочет она проехать на нем по степи, пока та еще цветет.
Корен-хан ответил ей отказом, и Енлик ушла. А старуха говорит Корену:
— Зачем отказал? Подольстись к ней. Жибек горда, будет думать, что сможет вертеть тобой, как вертит она отцом и братьями. Тогда и замуж за тебя пойдет охотней, и тем легче будет тебе ее укротить.
— Месяц уже, как живу я в ауле ее отца, а моя невеста все избегает встречи со мной, — сказал Корен-хан. — Пусть сама попросит.
Тут приходит сама Жибек.
Поприветствовала она Корен-хана и его людей. У Корен-хана от ее красоты дух захватило, забыл он коварные советы старухи.
— С чем пришла ты, красавица? — спросил он. — Все исполню, только попроси!
— Мне много не надо, — сказала Жибек. — Видела я твоих коней, двух непревзойденных тулпаров! Хочу помчаться по степи быстрее ветра, пока могу! Дай мне Сандалкока, солового!
Корен-хан велел привести коня, сам оседлал его.
Села Жибек на коня и помчалась в степь.
Доскакала она так до ручья, там ждала ее Енлик на соловом коне.
— Дай мне твою саукеле, — сказала Енлик. — Я поскачу в другую сторону, собью калмыков со следа!
Обменялись они одеждой — надела Енлик саукеле Жибек, всю расшитую самоцветами и золотом, надела ее алый кемзал, шитый золотом, отдала Жибек свою такию с лебединым пером и скромный чапан. Обнялись они.
— Себе все возьми. Камней с моего наряда хватит тебе на приданое. Будь счастлива, Енлик, верная моя подруга! — сказала ей на прощанье Жибек.
Енлик вскочила на своего коня и поскакала туда, куда сказала ей Жибек. А сама Жибек погнала Сандалкока к месту встречи.
Между тем день к вечеру склонился, а Жибек в аул так и не вернулась. Забеспокоился Корен-хан. Велел жигитам искать свою невесту. Поскакали они в степь, видят — скачет на соловом коне девушка в невестином уборе. Погнались за ней, а когда догнали, увидели, что это не Жибек. Вернулись жигиты к Корен-хану ни с чем. Тут старуха сказала:
— Она обманула тебя, хан!
Взяла блюдо, налила туда воды, капнула крови.
— Что ты видишь? — спросил Корен-хан.
— Вижу Жибек на твоем коне, — ответила старуха — Вижу батыра, что пел на ее айтысе. Вижу юношу рядом с ней... — тут старуха ахнула и схватилась за сердце.
Не успел Корен-хан слова вымолвить, как старуха зашипела, изрыгая проклятия так, что испугала самых лихих калмыцких жигитов.
— Скачи за ней в погоню, — велела она хану. — Иначе увезет ее юнец из жагалбайлы, младший брат ее убитого жениха!
Корен-хан велел привести второго своего тулпара и помчался в погоню с десятком верных жигитов. Конь его, славный Казмойын, скакал, словно летел, земли на касаясь. Быстр он был и неутомим, так что жигиты постепенно отстали. Но хан одержим был желанием догнать Кыз-Жибак.
Раньше он просто хотел ее себе в жены, чтобы связать родством род алты-шекты, но теперь горела его душа, желал он сделать Кыз-Жибек своей и только своей, чтобы принадлежала она ему безраздельно.
Тем временем Жибек доскакала до перевала Кара-Агач, там ждали ее Шеге и Сансызбай с заводными конями, и еще двух прислала туда Толкын. Было у них все, что нужно, чтобы пересечь пески , пока не кончилась весна.
Дали они там отдых Сандалкоку да и пустились в путь дальше.
Уже далеко отъехали, оглянулся Сансызбай и увидел, что догоняет их всадник на черном коне.
— Все так, как ты предвидела, — сказал Сансызбай. — Это Корен-хан мчится за нами один, жигиты его отстали. Жибек, Шеге, поезжайте вперед, я его встречу.
Жибек покачала головой:
— Нет, Сансызбай, должна я сказать ему, в чем причина. Хоть он и враг моему и твоему роду, а все же заслуживает чести.
Поехали они дальше втроем, Корен-хан на Казмойыне их настигает.
Сансызбай остановил своего иноходца. Развернулся к калмыку.
— Эй, ты! — закричал издали тот. — Кто ты такой, похититель невест? Я истреблю твой род за то, что ты сделал!
Сансызбай отвтеил ему:
— Я — Сансызбай, сын Базарбая из жагалбайлы! За моего старшего брата Тулегена была просватана Жибек, и теперь суждено мне взять ее в жены, раз убит мой старший брат! Ты сам знаешь — таков обычай.
— Мой меч — вот обычай в степи! Я победил алты-шекты, по праву победителя я взял Кыз-Жибек!
— Разве Кыз-Жибек — овца, которую разбойник угоняет у пастуха? Разве не вольна она выбирать, кому стать ее мужем?
Усмехнулся Корен-хан:
— Мужчина выбирает себе жену. Женщине надлежит покоряться.
— Знай, что я никогда не стану твоей женой! — крикнула ему Жибек. — Даже если увезешь ты меня в свои владения, убью тебя, едва войдешь ко мне в юрту! Не стану жить с тобой!
— Сначала я убью этого юнца, — ответил Корен-хан. — Потом твой отец ответит передо мной. Никому я не спущу дерзости, тем более шектинской девке!
Тут вспыхнул Сансызбай, не в силах снести то, что калмык оскорбляет Жибек, и поскакал ему навстречу.
Корен-хан выстрелил из лука — но удача чильтанов была с Сансызбаем, и стрела лишь вонзилась в его кольчугу. Схватился он тогда за меч, и столкнулись они с Сансызбаем. Могуч был Корен-хан, много сражений видел, много врагов убил, думал он, что легко одолеет юнца. Но и Сансызбай был силен, в свои семнадцать лет был он уже закаленным воином, не раз сражался с калмыками. Нанес он один удар — и разрубил Корен-хану грудь. Упал тот с коня, обливаясь кровью.
И тут на него сверху камнем пал беркут. Разодрал железными когтями грудь, разворотил ребра, вырвал сердце. Потом взмахнул крыльями и перелетел на руку беркутчи. Тот словно из воздуха соткался — старуха в черном бархатном чапане, в кимешеке из китайского шелка, сидит на шелудивой кляче, а сама в золоте вся, ожерелья грудь покрывают. Пригляделся Сансызбай — а там между монеток и бляшек висят кости да птичьи черепа.
Обернулся Сансызбай. За его спиной Жибек на соловом тулпаре-иноходце, а Шеге-батыр поодаль замер, словно зачарованный, сидит на совме коне — не шелохнется.
Старуха между тем откусила кусок от сердца Корен-хана и молвила:
— Отдай мне Жибек. Не то возьму отца твоего и всех его жен, и ты сам умрешь страшной смертью.
— Не бывать тому, — молвил Сансызбай и схватился за лук.
Старуха подкинула беркута, тот полетел прямо в лицо Жибек, а кусок сердца бросила в Сансызбая. Сансызбай вскинул лук и выстрелил. Стрела его пронзила птицу, та закричала человеческим голосом и упала наземь. Окровавленное сердце ударило Сансызбая в грудь. Разошлись частые кольца его кольчуги, боль пронзила его грудь, словно стрела впилась. Пошатнулся он.
Старуха засмеялась и мелким шагом подъехала к нему.
— Взяла я сердце Корен-хана, возьму и твое.
Протянула она руку, пальцы с железными когтями — и тут вскрикнула и обернулась. Позади нее стояла Жибек с мечом Корен-хана в руке, и меч этот пронзил старуху насквозь.
— Не бывать этому, — сказала Жибек.
Зашипела старуха и упала с седла, обернулась черной змеей, на хвост поднялась, чтобы броситься на Жибек. Тут пала на нее белая птица, забила крыльями, подхватила змею, взмыла в воздух и с высоты бросила свою добычу на камень. Смотрят Жибек и Сансызбай — лежит на земле мертвая старуха с разбитой головой, у старухи железные зубы и когти.
Белая птица спустилась на траву и обернулась девушкой несравненной красоты, поверх платья надета сверкающая кольчуга, в руке острый меч, на голове шлем с лебединым пером, а на лбу серебряный полумесяц.
— Кто ты, о дева? — спросила ее Жибек.
— Я — Айман, — ответила та. — Много лет искала я железнозубую Карагал и вот нашла. Благодарность моя за то, что смогла я увидеть ее, принадлежит вам. Я похоронила Тулегена у берегов Кособа. Не плачь — над могилой его растет карагач, песни его поет ветер.
Жибек и Сансызбай спешились и поклонились ей. Айман коснулась раны Сансызбая — и та исчезла, словно и не было ее, лишь разорванная кольчуга осталась. Очнулся и Шеге, подъехал к ним и тоже спешился, поклонился Айман.
— Благодарю тебя, о дева из кырек кыз, что защитила ты Сансызбая и Жибек, спасла нас от этой жалмауыз-кемпир!
— Некогда Базарбай спас меня от Карагал. Теперь сумела я ему отплатить, — ответила Айман.
Подошла она к пронзенному стрелой беркуту, вытащила стрелу — осыпалась стрела прахом в ее руке, рассыпался пылью мертвый беркут. Шелудивая кобыла старухи стояла-стояла, покачиваясь, и тоже осыпалась прахом, прах завеялся по ветру, а там, где лежала Карагал, остался вросший в землю камень с черными жилами камня-кровавика.
— Ступайте, ждет вас Базарбай, ждет тебя Суюмхан, о Сансызбай! — сказала Айман. — Не медлите, долг путь через пески, скоро уйдет вода из колодцев. Благословение чильтанов и чильдухтарон да будет с вами!
Издали обернулась Жибек — увидела, как взметнулись над седловиной перевала белые птицы, растаяли в солнечных лучах.
Много ли минуло дней,
Мало ли — окончен путь,
И жагалбайлинский край,
Как обетованный рай,
Появляется уже
Пред счастливою четой.
И любуется народ
Дивным дивом — красотой
Гурии земной — Жибек!
И веселый там шумит
Свадебный, богатый той! (*)
После смерти Корен-хана калмыки затеяли свару и стали сражаться между собой. На много лет прекратились их набеги на кочевья казахов.
Сансызбай прислал к хану Сарлыбаю Шеге-батыра с сорока жигитами, чтобы поведали они ему о судьбе Жибек. Сарлыбай и Ак-Жунус, сыновья их и невестки обрадовались, устроили большой той. Когда возвращался Шеге в земли жагалбайлы, отдали ему приданое для Жибек — сорок могучих наров, груженых золотом, дорогими коврами и драгоценной утварью.
А повесть о прекрасной Жибек поют и по сей день.
Примечания
Айтыс - импровизированное поэтическое состязание
Алты-шекты - племя Младшего Жуза, жетыру
Аргын - племя Среднего Жуза
Асыки - аналог игры в бабки
Байбише - старшая жена
Баян-сулу, красавица Баян - героиня эпического сказания "Козы-Корпеш и Баян-Сулу". Чтобы избежать брака с немилым женихом, бросилась со скалы.
Домбра - музыкальный инструмент
Достан - небольшое эпическое сказание
Достархан - праздничная скатерть, а также низкий переносной стол для еды
Жалмауыз-кемпир - демоническое существо в образе старухи, людоедка, аналог злой бабы-яги.
Жаулык, кимешек - головные уборы замужних женщин. Черный жаулык часто носили вдовы.
Женгелик - подарки жениха жене старшего брата или другого близкого родственника невесты. По обычаю, ближайшая женге (см.) невесты устраивает первую встречу жениха и невесты, приводит невесту в юрту жениха
Кайын - родня через жену
Калындык - 1. Сосватанная невеста; 2. Тайные посещения невесты женихом в добрачный период (калындык ойнау). По старому обычаю, после сватовства жених мог тайно посещать невесту, но при этом не должен показываться ее родителям, братьям и ближайшим родственникам.
Кёкжорга — букв, “серый иноходец”, кличка коня Толегена
Кемзал - длинная бархатная безрукавка, часть женского костюма.
Кырек кыз - сорок девушек, в мифологиях тюркоязычных народов Средней Азии праведницы, которых аллах по их просьбе превратил в камень (в других вариантах мифа — скрыл в скалах), чтобы спасти от преследователей — «неверных». Место, где, как считалось, это произошло, также называется Кырк кыз. Кроме того, в мифологии каракалпаков кырк кыз — девы-воительницы, героини одноимённого эпоса. Они живут на острове общиной, возглавляемые мудрой и справедливой девой Гулаим. Кырк кыз спасают каракалпаков от нашествия калмыкского хана Суртайши. В мифологии узбеков Зеравшанской долины кырк кыз (чаще — кыркынкыз) — также особая категория духов, помощников шамана, слуги основных шаманских духов пари, иногда отождествляемые с чильтанами. Образ кырк кыз таджикско-персидского происхождения. В мифологии таджиков сорок дев (чильдухтарон) выступают и как мусульманские святые, и как шаманские духи-помощники. До принятия ислама кырк кыз почитались как добрые духи-покровительницы (к помощи которых прибегали и шаманы) народами Средней Азии, в Иране и ряде других стран, а затем приобрели роль мусульманских святых. Древний пласт представлений о кырк кыз содержится в каракалпакском эпосе и поздних генеалогических преданиях киргизов (в них кырк кыз выступают как родоначальницы киргизов, давшие имя народу).
Кюй - инструментальная пьеса, исполняется на домбре или другом инструменте, часто со словами.
Мерген - стрелок
Отау - доля, которую отец выделяет женившемуся сыну
Саукеле - высокая богато расшитая шапка с вуалью, которую носит невеста и молодая жена в первый год после свадьбы.
Такия - вышитая круглая бархатная шапочка, казахский головной убор.
Тамга - герб, клеймо
Той - праздничный пир
Торсык - кожаная фляга
Тулпар - фантастически быстрый конь
Чапан, шапан - приталенная верхняя одежда, как мужская, так и женская
Чильтан - в мифологиях народов Средней Азии категория духов. Согласно наиболее распространённым мифам, Чильтан — сорок могущественных святых, управляющих миром. Чильтаны могут быть невидимы для людей, а могут в человеческом облике жить среди них (нередко принимая образ бедного, презираемого окружающими человека). Обычный эпитет Чильтанов — гайиб эрен («невидимые святые»; у киргизов духи кайып эрен — покровители диких жвачных животных, иногда отождествляемые с Чильтанами) или эрен, арангляр («святые»). По казахско-узбекскому мифу, Чильтаны живут на острове среди моря, куда людям доступ закрыт, по другим мифам, они собираются обсуждать свои дела в безлюдных местах (на кладбищах, вдали от жилья), где их может увидеть случайный прохожий. В некоторых районах таджики считали, что Чильтаны по ночам воруют младенцев и скот и уносят их в свои горные пристанища. У узбеков и туркмен чильтаны — также покровители юношей, в Хорезмском оазисе — покровители воды и (как и у горных таджиков) патроны кондитеров, у уйгуров — также первые шаманы и покровители шаманов. Согласно представлениям некоторых групп узбеков и таджиков, Чильтаны — шаманские духи-помощники, близкие кырк кыз (у узбеков иногда отождествляются с ними, в таджикских мифах Чильтаны и сорок дев вместе гуляют и танцуют в период цветения растений).
