Этот текст был выставлен на ФБ-13 в ББ-квесте, а поскольку я не успевала толком его дописать, в создании "Неба Нибельхайма" поучаствовали Анонимный доброжелатель, Айриэн, AnnetCat и Tara Aviniony. Стихи - Starsword. Но я решила дописать этот текст в том объеме и по тому плану, который у меня был. Так что это "Небо Нибельхайма" - немного не то, которое вы, быть может, уже читали.
Публиковать буду по главам.
---------------------
Название: Небо Нибельхайма
Автор: Альвхильд при участии Анонимный доброжелатель, Айриэн, AnnetCat и Tara Aviniony. Стихи - Starsword.
Персонажи: Але Хайнессен, Нгуэн Ким Хоа, ОМП, ОЖП
Категория: джен
Жанр: драма, НФ
Краткое содержание: Империя отвергла их, низведя до положения государственных рабов. Они обречены жить и умереть под серым небом Нибельхайма. Но они построили себе ковчег изо льда и бежали в неизвестность. Их путь длиной в десять тысяч световых лет длился полвека.
Предисловие
Я задумал эту работу еще в 797 году. Мне казалось, что пора напомнить гражданам нашей республики, с чего начиналась страна, демократия и свобода. Потому что они забыли. История трехсотлетней давности превратилась в миф, миф — в сказку, а сказка ушла в учебники для младших классов средней школы и там и осталась. В том виде, в каком наши сограждане представляют себе эти события, они никогда не могли происходить.
И я задался целью — узнать как можно больше об Исходе. Не легенд, а фактов.
Однако история часто оказывается фантастичней любого мифа, и факты складываются в такую картину, какой не выдумает и самое развитое воображение.
Истина кажется неправдоподобной, особенно когда исторические события складываются в мифологический сюжет. Именно такова история Исхода.
Автор.
Хайнессен, 799 г.
Часть первая. "Выхода нет"
Часть первая. "Выхода нет"
За окном начиналась весна. Снег таял, повсюду текло. Канава возле школы проглянула бетонными бортиками из-под осевшего лежалого снега, по ней тек ручей, и возле нее играли дети. Половина первого — занятия в младшей школе как раз кончились, а до транспорта в поселок еще почти час. Дети пускали кораблики — из обрезков фанеры, кусков пластика, из обтянутых полиэтиленом трубчатых конструкций. Один пацан стоял в стороне и, судя по позе, чуть не плакал. У него была пластиковая палочка с поперечиной для мачты, был листок плотного полиэтилена для паруса — и не из чего было сделать корпус. Вдруг он присел, взял что-то из-под ног и принялся вертеть в руках, сняв варежки. Але прищурился, пытаясь разглядеть, что же у него там. Наконец пацан развернулся, и стало видно, что он выглаживает ладонями продолговатый плоский кусок льда. Получился вытянутый зализанный корпус с острым носом и широкой кормой. Пацан покачал его на пальце, определяя линию центра тяжести, воткнул в это место мачту с парусом и бережно спустил ледяной корабль на воду.
— Ты что тут торчишь?
Але отвернулся от окна и взял у Джейми стаканчик. Жидкость в стаканчике даже пахла почти по-настоящему, Джейми не пожалел своего драгоценного растворимого кофе.
— Пришло решение комиссии, — сказал Джейми.
Але молчал.
— Шлейф с Айсрифта. Эта дрянь опять выскочила в зону торможения. Скифф вышел из астероидов прямо внутри шлейфа и потерял ориентацию.
Если бы у пилота-ссыльнопоселенца был доступ к полному ручному управлению... если бы он летел не этим опасным, но самым экономичным маршрутом... Если бы ледяной планетоид Айсрифт двигался по более предсказуемой траектории... Если бы это был не Нибельхайм.
— Айсрифт то и дело высовывается в зону, давно надо было рассчитать флуктуации его орбиты, — сказал Але.
— А кто этим будет заниматься? Ты?
— Я еще в прошлом году рассчитал.
— И что? Кениг засекретил расчеты?
— Угадал.
— Что? — Джейми машинально сжал полупустой стаканчик и выругался, когда толком не остывший кофе плеснул ему на руку. — Не может быть!
Але пил кофе и смотрел в сторону
— Шестой скифф за два года, — сказал Джейми. — Вольнонаемные отказываются там летать.
Кофе кончился. Але посмотрел в стаканчик с жидкими коричневыми потеками на стенках. В книгах пишут, что по остаткам от настоящего кофе гадают. Гуща образует на стенках чашки узор, в котором можно увидеть будущее. Извилистые струйки раздваивались, потом сливались снова. Никакой гущи, никакого будущего. Тебе двадцать четыре года, ты ссыльнопоселенец во втором поколении, ты будешь жить под конвоем и умрёшь под серым небом Нибельхайма.
Джейми забрал у него из руки стакан.
— Точно ничего нельзя сделать? Ну, хоть маршруты поменять? Поговори с Хеллером, а? Ты же у него любимчик.
Але кивнул с отсутствующим видом.
Он еще постоял, глядя на детей в кое-как подогнанных утеплённых комбезах, на кораблики в ручье... Когда-то и он на этом самом месте пускал кораблик, склёпанный из пластикового листа. Додумался бы до ледяного корпуса? Вряд ли. Даже и сейчас не додумался. А того пацана надо взять на заметку. Посмотреть, как он решает изобретательские задачи, — и выдернуть в спецкласс.
***
Верфи Нибельхайма... Здесь, на орбите богатой рудами планеты, отливают оболочки для реакторов больших кораблей — транслайнеров, крейсеров, транспортников. Здесь собирают километровые и двухкилометровые корпуса, монтируют лучевые пушки и эмиттеры силовой защиты. Потом корабль уходит в средний пояс системы, на испытательный полигон. Потом — к заказчику. Здесь огромные полуавтоматические заводы на планете и на орбите, здесь уникальный транспортный космодром с огромной пропускной способностью. Всё это — государственная корпорация "Нибельхайм", 54% акций принадлежат лично кайзеру. 92% рабочих и 76% персонала — заключенные, ссыльнопоселенцы и расконвоированные.
Але Хайнессен был одним из них. За что его родителей сослали на Альтаир-7, когда они умерли — неизвестно. Уцелевшие архивы корпорации "Нибельхайм" засекречены, и доступа к ним нет даже у имперских историков. И конечно, я не могу удержаться и не начать повествование с судьбоносного момента, который упоминается во всех биографиях Хайнессена — с мальчика, который сделал ледяной кораблик. Мальчика звали Йон Фазекаш, и он был таким же сыном ссыльнопоселенцев, как и Хайнессен, и учился в той же школе для детей ссыльных и заключенных, которую окончил Хайнессен. А тогда сотруднику главного конструкторского бюро Але было двадцать четыре года, школьнику Йону — десять или одиннадцать.
Неизвестно, как пошли бы события, если бы Хайнессен не увидел, как Йон делает кораблик из того, что валяется под ногами и что никто не воспринимает как материал для строительства. Возможно, Хайнессен решил бы свою главную изобретательскую задачу точно так же — а может, иначе. Он был способным конструктором и очень хорошим инженером.
***
Совещание начиналось торжественно. Господин директор произнес официальную речь, составленную из типовых трескучих фраз, из которой было понятно только, что господин директор всей душой предан Рейху и кайзеру, а забота кайзера о подданных всех сортов и развитии кораблестроения не знает себе равных.
— Госзаказ, что ли, отхватил? — прошептал Джейми.
Але пожал плечами. Ему было неинтересно. Сегодня он был в центральной больнице, навещал Лауру Эшвуд. Диагноз оказался из тех, которые для подконвойных означают медленную мучительную смерть: рак. Пока операбельный — будь Эшвуд обычной подданной с медицинской страховкой, обошлось бы операцией и отдельно оплаченным курсом лечения. Без этого курса операция поможет ненадолго. Но никто не будет тратить дорогие лекарства на каторжницу только для того, чтобы она продолжила выплевывать собственные легкие в цеху. Выпишут из больницы на общих основаниях, обратно в цех, пока может работать, потом урежут содержание и переведут куда полегче, а там останется только вовремя зазеваться рядом с чем-нибудь опасным — или купить шприц с овердозой морфина.
От размышлений его отвлек Джейми.
— Госзаказ таки, — шепнул он.
— Военный?
— Нет. Ну, то есть да, но демонтаж.
Але вздохнул и стал слушать.
"Нибельхайм" получил, оказывается, огромный государственный заказ — демонтаж и утилизация двух суперлайнеров. Гигантские корабли, способные автономно пересечь обитаемую Галактику и перевезти всё необходимое для основания полноразмерной автономной колонии, отслужили свой век. Всему есть предел, устает металл корабельных каркасов и композитных броневых плит обшивки, теряет прочность пластик внутренних конструкций. Изнашивается система жизнеобеспечения, размножаются в ее коллекторах паразиты, в грузовых трюмах заводится неистребимая плесень. "Цеппелин" и "Фридрих Великий" отслужили свое, теперь предстояло разобрать их на части и переработать.
Наконец собрание закончилось. Сотрудники выходили из зала, болтая между собой вполголоса. Але тоже поднялся и только ждал, когда пройдут все вольные, чтобы с ними не толкаться лишний раз.
— Хайнессен, — позвал главный конструктор. — А ты пройди со мной.
Але вздохнул и пристроился на шаг позади. Райгерт Хеллер был, в сущности, неплохой человек, искренне увлеченный своим делом. Но кроме дела он старался не вмешиваться ни во что. Але считался его любимцем и протеже — Хеллер забрал его в свое конструкторское бюро сразу после школы. Оформил ему заочное инженерное образование — курс университета за три года. Ценил. Выслушивал идеи. Давал интересные задания. Не давил. И даже прикрывал от режимного начальства.
В кабинете у Хеллера всегда был беспорядок. На столе стопки бумаг, справочников, дисков. К кульману поверх очередного эскиза прилеплены цветные листочки с неразборчивыми заметками, на чайном столике вчерашние чашки, упаковка от "быстрого" обеда и какие-то бумажки. Хеллер на ходу указал Але на стул для посетителей, а сам полез в сейф.
— Я хочу, чтобы ты занялся этим... новым... проектом... — Главный конструктор захлопнул дверцу сейфа и выложил перед Але тонкую папку, в каких обычно раздавали техзадания. — Демонтаж. Обе эти штуки не влезут в док, слишком большие. Посмотришь, распишешь технологическую цепочку. Утилизировать, использовать вторично все, что только можно. По металлу будешь консультироваться у Шерера, по прочей химии — у Эшвуд.
— Эшвуд в больнице, — сказал Але.
— А что с ней?
— Рак.
Хеллер бесцельно переложил с одного места на другое карандаш, ластик, пачку голубых стикеров.
— Некстати, — сказал он бесцветным голосом. — И какой прогноз?
— Два года максимум. Инвалидность, конечно, — ответил Але, делая вид, что он не понимает подоплеки вопроса.
Хеллер не мог не понимать, что это означает. Циркуляр о переводе нетрудоспособных заключенных на минимальное жизнеобеспечение управление исполнения наказаний рассылало каждый год.
— Ладно, я постараюсь придумать что-нибудь.
Это была пустая отговорка. И оба это знали. Что тут придумаешь?
Хлелер еще раз перетасовал всякую настольную мелочь и сказал:
— У тебя командировка. Полетишь посмотришь эти штуки, руками пощупаешь. Спецификации возьмешь. С тобой полетит Ауэр, сверите с ним спецификации с реальностью. Понятно?
— Да, герр Хеллер.
— Иди.
"Нет выхода", — эти слова на левой половине дверей ассоциировались у Але с "Оставь надежду, всяк сюда входящий". Можно было выйти из здания дирекции, можно было даже дойти до границы поселка, предъявить аусвайс и прогуляться или проехаться на скутере до леса или вокруг заводских корпусов дальше, к шахтам и цепи холмов в предгорьях неприступных, покрытых вечным ледником гор. Можно было даже получить предписание и поехать на космодром, вознестись в шаттле на орбиту планеты, посетить пояс астероидов и горе-планетоид Айсрифт с его непостоянной орбитой, но везде у двери стоял чекер и требовал вставить в него аусвайс.
Иногда люди доматывали свой срок, получали в аусвайс красный штамп и улетали за пределы Альтаира-7. Там была могущественная галактическая империя, населенные планеты, многомиллионные промышленные центры, где можно было... Да нет, нельзя. Нельзя в Рейхе выйти за пределы, поставленные человеку свыше. Везде одно и то же, тюрьма народов, безысходность. Империи больше не нужны новые планеты, империя замкнулась в своих границах.
Каждый раз, когда Але до смерти надоедали серые пространства Нибельхайма и он начинал думать о побеге, воображая себе солнце в голубом или зеленоватом небе, высокую траву и деревья в цвету — как в кино, привычка доводить рассуждение до конца рисовала ему угрюмую картину замкнутой полости. В конце зияло слово "безысходность". Безвыходность. Единственный побег, который оставался, — в область абстракций, чертежей, проектов космических кораблей. Там можно было быть свободным.
А пока — командировка на орбиту, а значит — две недели другой жизни.
Корабль поражал своими размерами. Пересечь его — все пять с половиной километров — пешком было невозможно. Для передвижения тут были межпалубные скоростные лифты и движущиеся дорожки. Удивляла непривычная ориентация палуб — не вдоль корпуса, а поперек, словно их, как блинчики детской пирамидки, нанизали на центральный ствол. Впрочем, в ином случае были бы проблемы с прочностью корпуса и центровкой.
Система жизнеобеспечения работала нормально — воздух был свежий, даже пахло чем-то хвойным, а не обычным для старых кораблей затхлым тошнотным букетом озона, плесени и застарелого пота.
— Не понимаю, — сказал Але. — Это же не старый корабль!
— Все верно, — отозвался его спутник, человек пожилой, но сохранивший еще что-то вроде выправки. — "Фридрих Великий" был построен всего тридцать лет назад, вряд ли на его счету больше четырех рейсов. Да-да, друг мой, это "Цепеллин" стар и изношен, хотя они с "Фридрихом" близнецы. Построены по одному проекту. Принц Дитрих откопал его в архивах и возобновил. Это был первый его проект: тогда осваивали Сурт, разом завезли и технику, и купола для наземной колонии, и людей, и модули для орбитальной станции.
Бегущая дорожка кончалась на площадке перед бронированной дверью. Дверь не была закрыта, она вела в отсек контроля жизнеобеспечения, и там скучал на дежурстве техник в темно-синей униформе гражданского имперского флота. Он лишь покосился на двух человек в безликих серых комбезах с номерами на груди слева, и снова вернулся к своему пульту. Двое прошли через еще один тамбур и остановились перед массивной запертой дверью. Туда им не было хода — там была капитанская рубка. Герхард фон Ауэр оглянулся — не видит ли кто — и торопливо набрал на панели код из десяти знаков. Щелкнул замок. Ауэр потянул дверь на себя. Она открылась.
— Прошу, — сказал он, хитро улыбаясь.
Але шагнул через высокий комингс и замер.
Передняя полусфера рубки была сплошным экраном. И он работал. Приглушенное фильтрами, яростно пылало солнце. Сияли туманные облака ближних звездных скоплений.
Але смотрел как зачарованный, пока его не вывел из этого состояния голос Ауэра:
— Ну, пульты, конечно, опечатаны, ключа я тоже не вижу. Пойдемте, пока нас не хватились.
Они вышли, дверь в рубку закрылась.
В лифте Але спросил:
— Откуда вы знаете код?
Ауэр снова хитро улыбнулся.
— Откуда я знаю код? Друг мой, я летал на этом корабле. Я картографировал Сурт. Первая моя экспедиция после университета, да. Там-то меня и приметил его высочество.
— Принц Дитрих? — тупо переспросил Але, боясь поверить.
— Ну, разумеется! Я участвовал во всех его экспедициях. Во всех, — подчеркнул Ауэр.
Лифт остановился на машинной палубе.
Здесь никого не было. Зачем? Оба двигательных реактора опечатаны, а малый автоматизирован и управляется с пультов управления системой жизнеобеспечения. Але не понимал, зачем Ауэр привел его сюда. На что смотреть тут, в машинном отделении? На коридор и двери?
Они завернули за угол, и перед ними снова распахнулась бездна с пылающим солнцем, пятнами звездных скоплений и серпиком малой луны.
— Обзорный экран, — с гордостью сказал Ауэр. — На "Цепеллине" его нет.
— Вы начали говорить об экспедициях, — напомнил Але.
— Да. Так вот, юноша, последние две экспедиции его высочества были в рукав Стрельца. Конечно, не на этом гиганте. Вы даже не представляете, что мы нашли, — Ауэр понизил голос почти до шепота. — Планеты. Корабль поколений — мертвый. Пустой, как скорлупа ореха. Уцелевшие колонии — с тех самых пор, почти тысячу лет назад! Мы поймали их радиопередачи.
— Почему этого никто не знает?
— Засекретили. Зачем народу знать, что где-то есть люди, не подвластные Рейху? Наша ойкумена ограничена границами Рейха, зачем нам больше? — он рубанул рукой воздух. — И вот я здесь, а мой принц...
Але помолчал, глядя в экран, потом спросил:
— У вас есть доступ к управлению этим кораблем?
— Есть, — подтвердил Герхард. Он явно к чему-то подводил Але, как это бывало на уроках планетографии.
— И вы знаете, куда можно проложить курс, чтобы уйти из империи?
Старик кивнул. "Да какой он старик? — подумал Але. — Ему же нет и пятидесяти. Но он сидит уже больше десяти лет..."
Але показалось, что солнце выпустило протуберанец, да такой, что отказали фильтры. Нет, это было похоже на ослепительный свет в конце темного тоннеля, и табличка на двери "Выхода нет" сменилась на "Быть может".
***
Принц Дитрих фон Гольденбаум, Дитрих Открыватель. Одновременно фигура умолчания и один из героического пантеона Рейха. Возможно, вы даже читали "Приключения принца Дитриха" замечательного детского писателя Карла Ледерманна. Однако Ледерманн адаптировал историю к детскому восприятию и официальной версии — что, впрочем, не умаляет достоинств этой классики детской приключенческой литературы.
Чтобы понять, какое отношение принц Дитрих имеет к Але Хайнессену, придется немного углубиться в историю Рейха.
Мы не знаем точной даты рождения Але Хайнессена. Предположительно это от 135 до 139 года по Рейхскалендарю, соответственно 445-449 годы по галактическому летосчислению. В 144 году умер кайзер Юлиус I, которого правящая верхушка посадила на трон в отсутствие прямых наследников предыдущего кайзера. Юлиус был уже в годах, и все надеялись, что он скоро освободит престол для энергичного и толкового кронпринца Франца-Отто. Политическая ситуация в Рейхе к тому времени была уже достаточно стабильной, новое общество в целом сформировано, "некондиционное" население вытеснено на Фронтир и в социальные низы отдаленных планет, вертикаль власти укреплена, армия реформирована под функции охраны политического единства империи и подавление сепаратизма — ведь внешнего врага давно не было.
Кайзер Юлиус не занимался делами правления, традиционно проводя время в своем гареме. Подлинным правителем Рейха был его сын, кронпринц Франц-Отто, так и не севший на трон. Он твердой рукой проводил умеренную и разумную политику, которая устраивала всех. Именно по инициативе Франца-Отто была создана система обязательного начального образования, которая существует с небольшими изменениями и по сей день. Государство щедро финансировало фундаментальную и прикладную науку — и это был, пожалуй, последний период расцвета фундаментальной науки в Рейхе.
И вот на этом фоне действует один из кузенов Франца-Отто, Дитрих фон Голденбаум. Он родился в 101 году РК, и к концу правления Юлиуса ему было 44 года. Он с отличием окончил столичный университет по специальности "планетография и астрономия", затем служил в министерстве транспорта, где создал базы данных по всем известным коридорам и зонам уверенной навигации. Впоследствии он возглавил Кайзеровский Исследовательский Центр, целью которого было исследование и освоение планет. Одним из знаменитых и широкомасштабных проектов Центра было картографирование и колонизация Сурта, перспективной для освоения планеты земного типа, богатой редкими металлами, но вулканически активной. Горнодобывающие комплексы Сурта и орбитальная станция существуют до сих пор.
Но главным увлечением Дитриха были экспедиции за пределы известной ойкумены. Он собирал сохранившиеся сведения о колонизации первой волны, об ушедших в неизвестность "кораблях поколений" и мечтал найти потомков первопроходцев. Как стало известно позже, Дитрих был первым, кто прошел по Изерлонскому коридору из одного рукава нашей Галактики в другой. Занятый любимым делом, собравший вокруг себя ученых, конструкторов, блестящих специалистов по организации производства, Дитрих, казалось, мог уверенно смотреть в будущее. Но после смерти сначала Франца-Отто, который так и не дождался короны, а затем смерти Юлиуса и последовавшего за ней небольшого дворцового переворота в пользу пасынка и двоюродного племянника кронпринца (вторым браком Франц-Отто женился на своей кузине и усыновил ее сына от первого брака) политика радикально переменилась.
На трон взошел Сигизмунд I, шестнадцатилетнее правление которого было отмечено массовыми репрессиями, бессудными расправами, конфискациями и террором.
Сигизмунд резко сократил финансирование науки, образования и культуры. Были заморожены все долгосрочные проекты, в которых государство имело хотя бы небольшую долю. Чтобы покрыть расходы двора, Сигизмунд ввел откупы — эту средневековую практику, когда правитель берет взаймы у крупного феодала или финансового магната, а в компенсацию долга предоставляет им право собирать налоги с какой-то территории. Вдобавок была введена система замены уголовных приговоров крупными штрафами. И, наконец, в тех случаях, когда деньги были нужны кайзеру Сигизмунду немедленно, он прибегал к конфискациям. Обладатели крупных капиталов лишались не только состояния, но и жизни, а заодно казнили и членов их семей.
Можете себе представить, что сделалось с мотивацией и моральным уровнем чиновничества и полиции? А уровень коррупции?
Момент смены кайзера принц Дитрих пропустил — был в экспедиции. Последняя экспедиция Дитриха долго была засекречена, почти все данные о ней, в том числе и научные результаты, были уничтожены. Но, как выяснилось, уцелела минимум одна копия — та, которой суждено было изменить лицо Галактики.
Вернувшись, Дитрих застал в буквальном смысле слова пепелище. Его исследовательский центр был закрыт, сотрудники уволены, многие арестованы по феерическим обвинениям. Он протестовал, пытался добиться амнистии, финансировать проекты из своих средств... В 149 году его яхта, построенный по индивидуальному проекту раумскифф, взорвалась при выходе из навигационного коридора близ Рутении, где находились владения его тестя, графа фон Люнебурга. В катастрофе погиб сам принц Дитрих, его жена, младший сын и обе дочери.
Вскоре после этого начались аресты среди его сотрудников, как простолюдинов, так и дворян. Одних расстреляли, других посадили, третьих сослали с поражением в правах. Ходили слухи, что они готовили побег за пределы Рейха силами экспедиционного флота.
Под эту волну попал и Герхард фон Ауэр, возглавлявший в экспедициях Дитриха планетографическую разведку. По абсурдному обвинению в продаже преступным элементам с Фронтира, то есть пиратам, навигационных карт он получил десять лет каторги и пожизненную ссылку. Учитывая то, что его коллегу, возглавлявшего биологическую службу экспедиции, расстреляли по обвинению в изготовлении бактериологического оружия из чуждого биоматериала, фон Ауэр еще легко отделался. Ему повезло попасть на Нибельхайм, где рачительный заместитель директора по кадрам приставил его к планетографии и обучению специалистов, что после года на горнообрабатывающем конвейере оказалось спасением. Там Ауэр отсидел свои десять лет и остался далее уже на положении ссыльнопоселенца. Але Хайнессен был в числе специалистов, проходивших у него обучение.
Почему Герхард фон Ауэр, человек осторожный и многое переживший, который много лет хранил тайны своего руководителя и сюзерена, тайны, за которые многие поплатились жизнью не только своей, но и своих близких, открылся Хайнессену, — неизвестно.
Возможно, он увидел в этом юноше родственную душу, только не смирившуюся с положением. Возможно, он не хотел, чтобы хороший корабль пустили в утиль. И вложил в руки своего ученика ключ к двери наружу.
Продолжение следует
@темы: LoGH, фанфики, НФ, ФБ-13, Легенда о героях Галактики
И очень уместные исторические вставки, которые дают нужный градус отстранения.
И как я понимаю, Нибельхейм - это смесь шарашки и каторги девятнадцатого века.