Название: Первый встречный
Автор: Альвхильд
Размер: мини, 1711 слов
Канон: Р.Говард, "Конан-варвар"
Пейринг/Персонажи: Конан, Публий, принцесса Альбиона
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Конан стал королем Аквилонии. Предстоит коронация, но есть одна проблема...
Примечание: Митра - индоевропейский по происхождению бог Солнца, света, покровитель царей и, в поздней интерпретации - победитель чудовищного быка.
— Видал я всяких богов, Публий, и все они оказывались фокусами магов, древними чудищами из плоти и крови, в лучшем случае — демонами.
Канцлер вздохнул. Уговорить Конана Киммерийца на то, в чем он не видел смысла, было нелегко даже тогда, когда он был лишь капитаном наемников, а уж теперь, когда он стал королем, и вовсе невозможно. Проблема была в том, что гиборийские короли обязательно коронуются в храме Митры, и без этого никто не признает их власть. Но Конан, как выяснилось, не верил в богов.
— А я слыхал, что у киммерийцев тоже есть боги.
— У кого их нет, — махнул рукой Конан.
— И вы в них не верите?
— Публий, — Конан повернул голову и посмотрел на канцлера своими яркими синими глазами. — Я не верю в Крома. Я знаю его. Когда знаешь, нет нужды верить.
— «Вера начинается там, где кончается знание», — процитировал Публий. — Корнелий Валериан, два века назад.
— Умный был человек.
— Так что насчет коронации?
— Я взял корону Аквилонии силой, никакой бог мне ее не давал. Так что я сам себя и короную. Все.
Когда Конан говорил таким тоном, спорить было бесполезно.
— Как вам угодно, ваше величество. Но храм я бы советовал посетить.
Столичный храм Митры был именно таким, каким надлежит быть центральному храму главенствующего культа процветающей и богатой страны — он был огромен, его зал и приделы могли вместить три тысячи верующих. Колоны с резными капителями поддерживали высокие своды, а главный купол, как говорили, был самым большим в мире. На стенах красовались барельефы с изображениями человека в остроконечной шапке и странной одежде, покоряющего и убивающего могучего быка, надевающего корону на голову короля в старинных длинных одеяниях, отворяющего двери, благословляющего новобрачных, простирающего длань над ребенком. В храме были люди — кто-то молился в приделах, кто-то принес дары, кто-то возжигал благовония и масло в лампадах перед барельефами. Но в алтарной части было пусто, лишь над алтарем в столбе света играли пылинки. Алтарь — черная каменная плита без украшений и резьбы, напоминал стол.
Конан поднялся на возвышение и остановился у алтаря. Оглянулся, ища взглядом свою спутницу.
Она как раз зажгла лампаду пред барельефом с дверьми и теперь стояла, сложив ладони у груди и молясь. Закончив молитву, она подошла к Конану. Стройная, изящная, она едва доставала могучему киммерийцу до плеча. В ее карих глазах светился живой ум, и хотя она не могла похвастать выдающейся красотой, лицо ее было очаровательно, и даже свежий шрам на щеке не портил ее. Принцесса Альбиона была дочерью младшего брата короля Нумедидеса — того самого, которого всего две недели назад Конан задушил собственными руками.
— Я думал, в храмах Митры всегда стоят статуи.
— Много ли ты видел храмов Митры, мой господин? — спросила Альбиона.
— Один видел. В Хорайе.
— Когда ты поддержал принцессу Ясмелу против орды из пустыни?
— Заешь, все вышло случайно, — сказал Конан, отворачиваясь от черного алтаря, одетого светом. — Я ведь был капитаном в отряде Амальрика. Он-то был прославленным военачальником, не то что я. Если уж Ясмела не доверяла своим, могла бы его назначить главнокомандующим. Но нет, она завернулась в плащ и пошла шататься по улицам Хорвана, пока не наткнулась на меня, потому что, видишь ли, в храме Митры ей был голос, велевший найти первого встречного.
— И первым встречным оказался ты, мой господин?
— Именно так.
— Странно, — задумчиво сказала Альбиона, играя концом шарфа. — В Хорайе поклоняются Иштар.
— В королевском дворце есть очень древний храм, совсем маленький. И там стоит статуя Митры. В человеческий рост всего, я даже сперва принял ее за жреца. Ясмела сама посвященная Иштар, но брат ее короновался в этом храме именем Митры. А меня они уговорили держать над ним корону.
Глаза Альбионы расширились.
— Только посвященный или жрец могут держать короны на церемонии!
— А то что? Наступит мор и глад? Луна упадет с неба? Стигийские мумии восстанут и примутся бродить вокруг пирамид, завывая на луну?
— Когда король Демерций, последний из династии Севериев, короновался сам — он был во вражде с храмом Митры, считал, что жрецы забрали себе слишком много власти...
— А то они не забирают, — проворчал Конан.
— Был голод, — упрямо продолжила Альбиона. — Демерций ввязался в войну с Немедией и погиб глупо, на глазах всего войска поскользнулся, упал на склоне холма и сломал себе шею. Бедствия терзали Аквилонию, пока мой предок Илларий не взошел на престол и не короновался как король Деодат Второй из династии Анниев.
— Деодат Первый был основателем Аквилонии, я помню, — сказал Конан. — Сдается мне, что это все череда совпадений.
— Неужели ты не веришь в богов?
— Верить можно в то, чего не знаешь. А богов я знаю. Кое-каких даже и убил.
— Из уст другого человека это прозвучало бы богохульством, — Альбиона улыбнулась. — Но неужели ты не встречал нигде и никогда что-то... сущность... которой можешь доверять? Ведь верить — не только верить во что-то, но и верить кому-то.
— А ты веришь своему Митре?
Альиона неосознанно провела пальцами по шраму на щеке.
— Он послал мне тебя, мой господин, когда я была готова изрезать себе лицо, а если и это не поможет — то умереть.
Конан положил руку ей на плечо.
— Девочка, на моем месте мог быть любой из тех, кого Нумедидес притеснял. Публий, Паллантид, гандерландцы, пойнтайнцы... Любой, кто был влюблен в тебя... Я знаю, гвардейцы уже были готовы. Да первый встречный...
— Но этим первым встречным стал ты.
Конан не ответил. Он снова подошел к алтарю и оперся о его поверхность обеими руками. Камень был теплым, как живой. Конан запрокинул голову к окошку в куполе, через которое лился свет. За прозрачным стеклом пылало солнце, и он прищурился. Сияние превратилось в распахнутые крылья из золотых изогнутых жилок, как бывает, когда смотришь на солнце, зажмурившись изо всех сил. Просто свет играет на ресницах. Там никого нет, а если и есть — ему нет дела до людей, да и до чудовищ бывает лишь тогда, когда чудовища переходят границы.
Ночью Конан проснулся от невнятного сна. Его острый слух различил осторожные шаги ночной стражи, шелест листьев в саду, цокот собачьих когтей где-то у ворот. В столь глухой час ночи спят даже воры и шлюхи, и только ночная стража и почти король Аквилонии не спят. Мажордом велел спешно устроить покои для него подальше от спальни Нумедидеса. В тех комнатах Конану постоянно мерещилась вонь — немудрено, после всего, чем занимался там спятивший король. Здесь пахло лавандой и полынью, которыми перекладывают белье, и яблоневыми дровами от камина. Конан закинул руки за голову и уставился в темноту.
Что есть боги? Они питаются жертвами и помогают тем, кто жертвует. Так говорят люди. Крому не нужны жертвы, он радуется доблести и отваге, он дает силу убивать чудовищ. Кром дал жизнь, силу и волю — что еще нужно человеку? Змеебог Сет — вот тот жертвы любит, а стоит адепту его ошибиться хоть чуть-чуть — как Сет его сожрет. Не сам — так что-нибудь змеевидное пришлет. Конана передернуло от одного воспоминания о прекрасном нечеловечесокм лице твари, вылезшей из чаши Тот-Амона. Это была не последняя змеевидная тварь, убитая Конаном. Но если Сет порождает чудовищ и он враг Митры, то Митра... Митра должен защищать людей от них? Конан вспомнил теплый камень алтаря в потоке света. Он видел белую бабочку, которая порхала среди золотых пылинок — простая белая бабочка, какие во множестве летают теплым летом над горными лугами Киммерии. Он жмурился против света, и крылья бабочки росли, наливались живым золотом, она возносилась к солнцу на этих крыльях, и вокруг огненного ослепительного диска солнца распахивались сотканные из золотых жилок крылья...
— Он все-так согласился короноваться в храме? — спросил Публия графа Троцеро Пойнтайниский.
— Слава богам, да.
Публий не знал, почему Конан изменил свое решение. То ли поразмыслил над словами советников, то ли Альбиона его убедила. Неважно. Главное — что Конан получит свою корону по праву. Вряд ли Митра недоволен им больше, чем Нумедидесом. Впрочем, Нумедидесом он как раз и был недоволен, иначе тот не гнил бы сейчас в фамильном склепе....
Канцлер щурился на ярком солнце, оглядывая собравшуюся перед храмом толпу. Впрочем, люди не напирали на редкую цепь гвардейцев, стоявших вдоль прохода. Вал приветственных криков катился по толпе вслед за приближавшимся всадником на вороном коне. Перед ступенями храма Конан спешился.
Он был одет в черные штаны и черный кафтан, расшитый золотом по рукавам и вороту. В прорезях рукавов и расстегнутом вороте белела рубашка. На потертом кожаном поясе висел меч в таких же простых потертых ножнах. Среди знати поползли шепотки. Публий прикусил губу.
Конан поднялся по ступеням и вошел в раскрытые двери храма. Алтарь был прямо напротив входа. За ним полукругом стояли жрецы Митры в белых полотняных столах. Но Конан смотрел только на принцессу Альбиону, стоявшую у алтаря. Она была облачена в ослепительно-белую столу посвященной, и в ее серебряной диадеме ярко горел знаменитый звездчатый алмаз аквилонских королей. В руках принцесса держала королевский венец.
Все видели, что Конан усмехается, но, пожалуй никто не знал, почему. Когда-то давно некий немедиец предлагал королю воров Заморы украсть Звезду Аквилонии, но Конан тогда был одержим совсем другими поисками.
Люди в храме и на площади стояли так тихо, насколько вообще может быть тихой толпа, и в этой тишине гулко гремели шаги того, кто вот-вот станет королем этой страны — шаги варвара, чужака, взявшего корону силой. Шаги истребителя чудовищ, врага демонов.
Перед алтарем Конан остановился и потянул меч из ножен. Кое-кто из жрецов с негромким восклицанием отшатнулся, толпа ахнула в один голос, и только Альбиона не шелохнулась. Конан высоко поднял меч — длинный, тяжелый варварский меч, скованный киммерийским кузнецом. В потоке заливавшего алтарь света меч засиял, словно солнце.
— Я обещаю тебе, Митра, защищать эту страну и ее народ, — сказал Конан.
И положил меч на алтарь. Стальная полоса клинка сияла нестерпимо, до слез, и Конан зажмурился, запрокинув голову. Столб света знакомо раскрылся золотыми крыльями, и бабочка затрепетала среди искр.
Альбиона шагнула вперед, привстала на цыпочки и возложила корону на голову Конана. Изящный обруч с тонкими зубцами и самоцветами показался ему внезапно тяжелым, как боевой шлем.
Верховный жрец воздел руки и провозгласил:
— Сим венчается на царство король Конан, первый этого имени!
Его голос, усиленный сводами, расплескался над головами.
Аристократы в соборе и народ на площади заорали, — кто-то кричал славу, кто-то выкрикивал имя нового короля, кто-то славил Митру, кто-то просто орал от избытка чувств. Жрецы запели — их голоса возносились к сводам, и даже Конан заслушался песнопения.
Король потянулся взять свой меч с алтаря — и рука его замерла на рукояти. На клинке сидела белая бабочка. Жрецы, кажется, не видели ничего. Он перевел взгляд на Альбиону — точно такая же бабочка сидела на ее диадеме, раскрывая и складывая крылышки, и сверкающая пыльца серебрила темные кудри принцессы. Она кивнула, и Конан, досадуя на себя за промедление, взял меч и вложил его в ножны.
Рукоять меча была теплой, словно ее только что сжимала сильная горячая ладонь. И корона перестала сдавливать виски.
Конан усмехнулся и прищурился против солнца, распахнувшего золотые крылья на все небо.
Автор: Альвхильд
Размер: мини, 1711 слов
Канон: Р.Говард, "Конан-варвар"
Пейринг/Персонажи: Конан, Публий, принцесса Альбиона
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Конан стал королем Аквилонии. Предстоит коронация, но есть одна проблема...
Примечание: Митра - индоевропейский по происхождению бог Солнца, света, покровитель царей и, в поздней интерпретации - победитель чудовищного быка.
— Видал я всяких богов, Публий, и все они оказывались фокусами магов, древними чудищами из плоти и крови, в лучшем случае — демонами.
Канцлер вздохнул. Уговорить Конана Киммерийца на то, в чем он не видел смысла, было нелегко даже тогда, когда он был лишь капитаном наемников, а уж теперь, когда он стал королем, и вовсе невозможно. Проблема была в том, что гиборийские короли обязательно коронуются в храме Митры, и без этого никто не признает их власть. Но Конан, как выяснилось, не верил в богов.
— А я слыхал, что у киммерийцев тоже есть боги.
— У кого их нет, — махнул рукой Конан.
— И вы в них не верите?
— Публий, — Конан повернул голову и посмотрел на канцлера своими яркими синими глазами. — Я не верю в Крома. Я знаю его. Когда знаешь, нет нужды верить.
— «Вера начинается там, где кончается знание», — процитировал Публий. — Корнелий Валериан, два века назад.
— Умный был человек.
— Так что насчет коронации?
— Я взял корону Аквилонии силой, никакой бог мне ее не давал. Так что я сам себя и короную. Все.
Когда Конан говорил таким тоном, спорить было бесполезно.
— Как вам угодно, ваше величество. Но храм я бы советовал посетить.
Столичный храм Митры был именно таким, каким надлежит быть центральному храму главенствующего культа процветающей и богатой страны — он был огромен, его зал и приделы могли вместить три тысячи верующих. Колоны с резными капителями поддерживали высокие своды, а главный купол, как говорили, был самым большим в мире. На стенах красовались барельефы с изображениями человека в остроконечной шапке и странной одежде, покоряющего и убивающего могучего быка, надевающего корону на голову короля в старинных длинных одеяниях, отворяющего двери, благословляющего новобрачных, простирающего длань над ребенком. В храме были люди — кто-то молился в приделах, кто-то принес дары, кто-то возжигал благовония и масло в лампадах перед барельефами. Но в алтарной части было пусто, лишь над алтарем в столбе света играли пылинки. Алтарь — черная каменная плита без украшений и резьбы, напоминал стол.
Конан поднялся на возвышение и остановился у алтаря. Оглянулся, ища взглядом свою спутницу.
Она как раз зажгла лампаду пред барельефом с дверьми и теперь стояла, сложив ладони у груди и молясь. Закончив молитву, она подошла к Конану. Стройная, изящная, она едва доставала могучему киммерийцу до плеча. В ее карих глазах светился живой ум, и хотя она не могла похвастать выдающейся красотой, лицо ее было очаровательно, и даже свежий шрам на щеке не портил ее. Принцесса Альбиона была дочерью младшего брата короля Нумедидеса — того самого, которого всего две недели назад Конан задушил собственными руками.
— Я думал, в храмах Митры всегда стоят статуи.
— Много ли ты видел храмов Митры, мой господин? — спросила Альбиона.
— Один видел. В Хорайе.
— Когда ты поддержал принцессу Ясмелу против орды из пустыни?
— Заешь, все вышло случайно, — сказал Конан, отворачиваясь от черного алтаря, одетого светом. — Я ведь был капитаном в отряде Амальрика. Он-то был прославленным военачальником, не то что я. Если уж Ясмела не доверяла своим, могла бы его назначить главнокомандующим. Но нет, она завернулась в плащ и пошла шататься по улицам Хорвана, пока не наткнулась на меня, потому что, видишь ли, в храме Митры ей был голос, велевший найти первого встречного.
— И первым встречным оказался ты, мой господин?
— Именно так.
— Странно, — задумчиво сказала Альбиона, играя концом шарфа. — В Хорайе поклоняются Иштар.
— В королевском дворце есть очень древний храм, совсем маленький. И там стоит статуя Митры. В человеческий рост всего, я даже сперва принял ее за жреца. Ясмела сама посвященная Иштар, но брат ее короновался в этом храме именем Митры. А меня они уговорили держать над ним корону.
Глаза Альбионы расширились.
— Только посвященный или жрец могут держать короны на церемонии!
— А то что? Наступит мор и глад? Луна упадет с неба? Стигийские мумии восстанут и примутся бродить вокруг пирамид, завывая на луну?
— Когда король Демерций, последний из династии Севериев, короновался сам — он был во вражде с храмом Митры, считал, что жрецы забрали себе слишком много власти...
— А то они не забирают, — проворчал Конан.
— Был голод, — упрямо продолжила Альбиона. — Демерций ввязался в войну с Немедией и погиб глупо, на глазах всего войска поскользнулся, упал на склоне холма и сломал себе шею. Бедствия терзали Аквилонию, пока мой предок Илларий не взошел на престол и не короновался как король Деодат Второй из династии Анниев.
— Деодат Первый был основателем Аквилонии, я помню, — сказал Конан. — Сдается мне, что это все череда совпадений.
— Неужели ты не веришь в богов?
— Верить можно в то, чего не знаешь. А богов я знаю. Кое-каких даже и убил.
— Из уст другого человека это прозвучало бы богохульством, — Альбиона улыбнулась. — Но неужели ты не встречал нигде и никогда что-то... сущность... которой можешь доверять? Ведь верить — не только верить во что-то, но и верить кому-то.
— А ты веришь своему Митре?
Альиона неосознанно провела пальцами по шраму на щеке.
— Он послал мне тебя, мой господин, когда я была готова изрезать себе лицо, а если и это не поможет — то умереть.
Конан положил руку ей на плечо.
— Девочка, на моем месте мог быть любой из тех, кого Нумедидес притеснял. Публий, Паллантид, гандерландцы, пойнтайнцы... Любой, кто был влюблен в тебя... Я знаю, гвардейцы уже были готовы. Да первый встречный...
— Но этим первым встречным стал ты.
Конан не ответил. Он снова подошел к алтарю и оперся о его поверхность обеими руками. Камень был теплым, как живой. Конан запрокинул голову к окошку в куполе, через которое лился свет. За прозрачным стеклом пылало солнце, и он прищурился. Сияние превратилось в распахнутые крылья из золотых изогнутых жилок, как бывает, когда смотришь на солнце, зажмурившись изо всех сил. Просто свет играет на ресницах. Там никого нет, а если и есть — ему нет дела до людей, да и до чудовищ бывает лишь тогда, когда чудовища переходят границы.
Ночью Конан проснулся от невнятного сна. Его острый слух различил осторожные шаги ночной стражи, шелест листьев в саду, цокот собачьих когтей где-то у ворот. В столь глухой час ночи спят даже воры и шлюхи, и только ночная стража и почти король Аквилонии не спят. Мажордом велел спешно устроить покои для него подальше от спальни Нумедидеса. В тех комнатах Конану постоянно мерещилась вонь — немудрено, после всего, чем занимался там спятивший король. Здесь пахло лавандой и полынью, которыми перекладывают белье, и яблоневыми дровами от камина. Конан закинул руки за голову и уставился в темноту.
Что есть боги? Они питаются жертвами и помогают тем, кто жертвует. Так говорят люди. Крому не нужны жертвы, он радуется доблести и отваге, он дает силу убивать чудовищ. Кром дал жизнь, силу и волю — что еще нужно человеку? Змеебог Сет — вот тот жертвы любит, а стоит адепту его ошибиться хоть чуть-чуть — как Сет его сожрет. Не сам — так что-нибудь змеевидное пришлет. Конана передернуло от одного воспоминания о прекрасном нечеловечесокм лице твари, вылезшей из чаши Тот-Амона. Это была не последняя змеевидная тварь, убитая Конаном. Но если Сет порождает чудовищ и он враг Митры, то Митра... Митра должен защищать людей от них? Конан вспомнил теплый камень алтаря в потоке света. Он видел белую бабочку, которая порхала среди золотых пылинок — простая белая бабочка, какие во множестве летают теплым летом над горными лугами Киммерии. Он жмурился против света, и крылья бабочки росли, наливались живым золотом, она возносилась к солнцу на этих крыльях, и вокруг огненного ослепительного диска солнца распахивались сотканные из золотых жилок крылья...
— Он все-так согласился короноваться в храме? — спросил Публия графа Троцеро Пойнтайниский.
— Слава богам, да.
Публий не знал, почему Конан изменил свое решение. То ли поразмыслил над словами советников, то ли Альбиона его убедила. Неважно. Главное — что Конан получит свою корону по праву. Вряд ли Митра недоволен им больше, чем Нумедидесом. Впрочем, Нумедидесом он как раз и был недоволен, иначе тот не гнил бы сейчас в фамильном склепе....
Канцлер щурился на ярком солнце, оглядывая собравшуюся перед храмом толпу. Впрочем, люди не напирали на редкую цепь гвардейцев, стоявших вдоль прохода. Вал приветственных криков катился по толпе вслед за приближавшимся всадником на вороном коне. Перед ступенями храма Конан спешился.
Он был одет в черные штаны и черный кафтан, расшитый золотом по рукавам и вороту. В прорезях рукавов и расстегнутом вороте белела рубашка. На потертом кожаном поясе висел меч в таких же простых потертых ножнах. Среди знати поползли шепотки. Публий прикусил губу.
Конан поднялся по ступеням и вошел в раскрытые двери храма. Алтарь был прямо напротив входа. За ним полукругом стояли жрецы Митры в белых полотняных столах. Но Конан смотрел только на принцессу Альбиону, стоявшую у алтаря. Она была облачена в ослепительно-белую столу посвященной, и в ее серебряной диадеме ярко горел знаменитый звездчатый алмаз аквилонских королей. В руках принцесса держала королевский венец.
Все видели, что Конан усмехается, но, пожалуй никто не знал, почему. Когда-то давно некий немедиец предлагал королю воров Заморы украсть Звезду Аквилонии, но Конан тогда был одержим совсем другими поисками.
Люди в храме и на площади стояли так тихо, насколько вообще может быть тихой толпа, и в этой тишине гулко гремели шаги того, кто вот-вот станет королем этой страны — шаги варвара, чужака, взявшего корону силой. Шаги истребителя чудовищ, врага демонов.
Перед алтарем Конан остановился и потянул меч из ножен. Кое-кто из жрецов с негромким восклицанием отшатнулся, толпа ахнула в один голос, и только Альбиона не шелохнулась. Конан высоко поднял меч — длинный, тяжелый варварский меч, скованный киммерийским кузнецом. В потоке заливавшего алтарь света меч засиял, словно солнце.
— Я обещаю тебе, Митра, защищать эту страну и ее народ, — сказал Конан.
И положил меч на алтарь. Стальная полоса клинка сияла нестерпимо, до слез, и Конан зажмурился, запрокинув голову. Столб света знакомо раскрылся золотыми крыльями, и бабочка затрепетала среди искр.
Альбиона шагнула вперед, привстала на цыпочки и возложила корону на голову Конана. Изящный обруч с тонкими зубцами и самоцветами показался ему внезапно тяжелым, как боевой шлем.
Верховный жрец воздел руки и провозгласил:
— Сим венчается на царство король Конан, первый этого имени!
Его голос, усиленный сводами, расплескался над головами.
Аристократы в соборе и народ на площади заорали, — кто-то кричал славу, кто-то выкрикивал имя нового короля, кто-то славил Митру, кто-то просто орал от избытка чувств. Жрецы запели — их голоса возносились к сводам, и даже Конан заслушался песнопения.
Король потянулся взять свой меч с алтаря — и рука его замерла на рукояти. На клинке сидела белая бабочка. Жрецы, кажется, не видели ничего. Он перевел взгляд на Альбиону — точно такая же бабочка сидела на ее диадеме, раскрывая и складывая крылышки, и сверкающая пыльца серебрила темные кудри принцессы. Она кивнула, и Конан, досадуя на себя за промедление, взял меч и вложил его в ножны.
Рукоять меча была теплой, словно ее только что сжимала сильная горячая ладонь. И корона перестала сдавливать виски.
Конан усмехнулся и прищурился против солнца, распахнувшего золотые крылья на все небо.
Вопрос: Нравится?
| 1. Да | 1 | (100%) | |
| 2. Нет | 0 | (0%) | |
| Всего: | 1 | ||
-
-
27.10.2018 в 18:32-
-
27.10.2018 в 18:40-
-
27.10.2018 в 20:58А рассказ очень вкусно написан, с проработанными деталями и думающими героями.
-
-
03.05.2019 в 08:21-
-
03.05.2019 в 15:58